Спрут
Шрифт:
Другие заключенные спали. Душная камера была наполнена их заливистым храпом. Каттани ворочался с боку на бок, пытаясь заснуть. Кто-то вошел в камеру. Вдруг он почувствовал, как в темноте чьи-то руки хватают его за горло. Тиски становились все сильнее, и он уже с трудом дышал. Потом одна из рук отпустила горло, посыпались удары по лицу. От этих мощных ударов кулаком Каттани не мог никуда спастись, потому что напавший крепко пригвождал его к койке ногой.
Каждый раз, когда кулак опускался, Каттани казалось, что у него раскалывается череп. Он обливался кровью и еле переводил дыхание. Наконец ему удалось
Комиссар нанес нападавшему удар в живот, потом в лицо, но тот сумел вырваться. Вскочив на ноги, он неожиданно разразился смехом.
— Эй, Каттани, — и он узнал голос Фьорито, — на сегодня хватит! Давненько я так славно не разминался!
И Фьорито выскользнул из камеры, закрыв снаружи дверь на засов.
Каттани не сошелся ни с кем из заключенных. Все избегали его, словно прокаженного. Во время прогулки во дворе он держался в сторонке. И все время был начеку, ожидая каждую минуту какого-нибудь подвоха. Лицо у него распухло, было все в синяках, правый глаз заплыл.
То, чего он опасался, однажды случилось. От плотной кучки заключенных отделился Фьорито. Склонив на сторону голову, которой он непрерывно встряхивал, чтобы откинуть волосы, он лениво жевал резинку. Приближался он медленной, развинченной походкой, не спеша переставляя свои длинные кривые ноги.
— Каттани! — процедил он сквозь зубы. — Ах ты, мерзкий сукин сын!
Комиссар вскочил на ноги. И увидел, что все смотрят в его сторону, ожидая потехи. Услыхал, как заключенные возбужденно переговариваются. Некоторые открыто ухмылялись. Фьорито был уже метрах в пяти. Скривив рот в насмешливую гримасу, он извлек из кармана остро заточенную ручку столовой ложки. Он зажал ее в кулаке как нож. Невозможно было поверить, что все это происходит здесь, в тюремном дворе, на глазах у надзирателей. Но они делали вид, что ничего не замечают.
Каттани весь подобрался. Он пристально глядел в глаза Фьорито. Был напряжен, как пружина, изготовился отразить нападение. Фьорито уже приблизился почти вплотную. Выставил вперед длинные руки, готовый нанести удар. Они бросились друг на друга почти одновременно. И это помешало Фьорито всадить самодельный нож в грудь чуть сместившегося в сторону Каттани. Острие полоснуло по левой руке. Под прорезанным рукавом рубашки заалела длинная глубокая царапина.
Замахиваясь, Фьорито чуть потерял равновесие, и Каттани свалил его на землю. Падая, Фьорито выронил нож и теперь тянулся за ним. Комиссар ловко прыгнул на него, железной хваткой сдавил шею.
Тут надзиратели решили наконец вмешаться и обоих повели со двора. Когда Каттани, весь скрючившись от боли, проходил в сопровождении двух охранников мимо столпившихся заключенных, он услышал, как кто-то вслед ему произнес:
— Линяй скорей отсюда! Неужто не чуешь, что запахло покойником?
Путь спасения
Да, его наверняка прикончат. Каттани был в этом совершенно твердо убежден. Ждет его тот же конец, что и брата Анны Карузо. Или же его пришьют во время прогулки. Точно таким же манером, как этого мафиозо Чиринна.
Мозг его лихорадочно работал. Может, стоит испробовать один шанс, как бы слаб он ни казался. Он вскочил с койки. Подошел к двери и принялся по ней барабанить. В глазок заглянул надзиратель. Рожа у него была злая, хищная. Каттани знаками стал показывать, что хочет ему что-то сказать. Тот тотчас же отомкнул дверь и выпустил его из камеры.
Мальчишке было от силы лет тринадцать. Словно в слаломе, мчался он на своем мопеде, лавируя среди машин и весело насвистывая. Свернул в обсаженную деревьями улочку, по сторонам которой высились красивые богатые дома. Поискал глазами нужный номер и резко затормозил, влетев на тротуар. Прислонил мопед к стене, вошел в просторный вестибюль и поднялся лифтом на четвертый этаж.
Позвонил. Ему открыл слуга. Прежде чем тот успел спросить, чего ему надо, мальчик выпалил:
— Мне нужно поговорить с графиней Камастрой.
— А ты кто такой?
— Меня зовут Сальваторе, .— ответил мальчишка. Взгляд у него был смышленый, и держался сам он с достоинством, словно подчеркивая важность доверенной ему миссии. — Я должен передать графине письмо.
— Я передам его сам, — сказал слуга.
— Нет, нельзя, — отвечал Сальваторе, отступая на шаг, — надо вручить ей лично в руки, потому что я должен получить ответ.
Через несколько секунд, любопытствуя, вышла сама графиня. Взяв у мальчика письмо, открыла конверт, вынула листок и, повертев в руках, увидела, что он чист с обеих сторон.
— Но здесь ничего не написано!
— Слова знаю я, — ответил Сальваторе и ткнул себя в грудь. — Но это будет стоить миллион лир. Я должен отдать их тюремному сторожу.
Едва услышав про тюрьму, Ольга сразу же поняла, что дело касается Каттани,
— Я дам тебе миллион, - казала она.
Мальчишка продолжал стоять неподвижно, расставив ноги и опустив голову, словно собачка в ожидании кости.
— А, понимаю, — улыбнулась Ольга. Она ушла в комнаты и возвратилась с десятью банкнотами по сто тысяч, аккуратно их сложила и сказала: — Вот, держи свой миллион.
Сальваторе удовлетворенно кивнул и сообщил;
— Комиссар хочет вас видеть. Дело очень важное и срочное.
Судья стал чинить множество препятствий. Он и слышать не хотел о том, чтобы предоставить графине свидание с Каттани, ссылаясь на существующие правила: следствие еще не закончено, и с его стороны было бы нарушением разрешить постороннему лицу беседовать с заключенным. Видя, что прямым путем ничего не добиться, графиня решила обойти препятствие. Отведя в сторонку Терразини, она попросила его уговорить судью подписать разрешение.
Терразини была неприятна просьба графини, но льстило то, что она обратилась именно к нему. С напускной скромностью он проговорил:
— Но ведь я всего-навсего адвокат. Вы принимаете меня за всемогущего господа бога.
— Однако судья вас послушается!
Терразини в ответ лишь чуть улыбнулся и продолжал вяло упираться:
— И вообще я не понимаю вашей столь горячей заинтересованности в этом Каттани.
Графиня, бросив на него лукавый взгляд, сказала:
— Но ведь я женщина!