Спрут
Шрифт:
Словно продолжая прерванный разговор, адвокат начал свою речь с «итак». Он постучал по столу пачечкой листков со своими записями и обвел взглядом собравшихся, задерживаясь на лице каждого, призывая к вниманию.
— Итак, мой друг Фрэнк Карризи очень вас благодарит за поддержку его проекта. Теперь нам остается лишь выбрать, через какой банк осуществлять нашу операцию. — Он несколько секунд помолчал. — Вы, наверно, помните доктора Николу Сорби. Несколько лет назад он покинул наш город и перебрался на материк. Он работает
Адвоката Терразини перебил седой как лунь старец со слегка трясущимися руками:
— Мы все прекрасно знаем доктора Сорби... Но что стряслось с Раванузой? Я слышал, он отправил дочь с зятем в Бразилию.
Терразини выпятил нижнюю губу.
— Бедняжка, — произнес он. — Равануза сидит взаперти у себя дома. Я пробовал вытащить его, но тщетно. Говорит, что болен, не может ходить.
Лица присутствующих приняли соответствующее выражение участия и даже сострадания, и все воскликнули чуть ли не хором:
— Вот бедняга, какая жалость!
— Такова жизнь, — вздохнул Терразини. — Нам придется с этим смириться. С Раванузой дело плохо, но его банк должен быть спасен — ведь ему-то принадлежит важная социальная роль.
Краснолицый толстяк заметил, что большая часть пакета акций находится в руках самого Раванузы. Но Терразини не счел это серьезным препятствием.
— Акции, — сказал он, — постоянно переходят из рук в руки. Кто-то покупает, кто-то продает.
— А кто мог бы скупить акции Раванузы? — спросил седовласый.
— Наиболее подходящим человеком я считаю именно доктора Сорби, — ответил Терразини.
Третий приглашенный — с низким лбом и мощными челюстями, он походил на бульдога — еще не высказывался. Он прищурил угольно-черные глазки и спросил:
— Это как понимать? Что Равануза уже продал свой пакет акций доктору Сорби?
— Не-ет, — ответил Терразини. — Он лишь дал мне официальное поручение найти покупателя.
Краснорожий толстяк весь затрясся от радости.
— Так, значит, — воскликнул он, — никаких проблем! Можем считать, что Равануза вышел из игры и не имеет к нашим делам ни малейшего отношения. — И помахал в воздухе огромной лапищей, напоминавшей язык колокола, звонящего по покойнику.
— Друзья мои, — удовлетворенно сказал Терразини. — Для меня действительно большая радость убедиться, что все мы между собой согласны. В таком случае вопрос о переходе акций к доктору Сорби будем считать окончательно решенным. И приготовим достойную встречу возвращающемуся на родной остров славному сыну нашего города, сумевшему заслужить почет и уважение на континенте.
Слегка улыбнувшись, он закончил:
— А это поможет укрепить наши связи с континентом. И скажем прямо: континент от этого выиграет.
Раздался довольный смех присутствующих. Седой старичок хотел еще что-то добавить. Он поднял вверх палец, словно школьник на уроке.
—
— Да, — подтвердил Терразини. — Мне тоже об этом говорили.
— И что вы по этому поводу думаете?
— Он приехал забрать из квартиры мебель, — ответил Терразини. — У него какие-то семейные неприятности, личное горе, вряд ли ему захочется еще больше осложнять себе жизнь. Так считает графиня Камастра. — Внезапно он нахмурился и, выставив вперед подбородок, мрачно добавил: — Но все-таки, возможно, стоит принять некоторые меры предосторожности.
Банкир Равануза был вне себя от ярости. Размахивая руками, он вопил:
— Вы творите настоящий произвол! Как вам только могло прийти в голову сказать, что я дал вам доверенность на продажу моих акций? Я ничего не собираюсь продавать. И не подумаю уйти из банка!
Сидевший в глубоком кресле Терразини не скрывал раздражения, которое у него вызывало поведение собеседника. Засунув палец в кармашек жилета, он произнес ледяным тоном:
— Боюсь, у вас нет выбора.
— Что это означает? — Равануза все больше выходил из себя.
— То, что вы совершили ошибку, — холодно и флегматично ответил Терразини. — Серьезную ошибку. Ваша беседа с доктором Бордонаро была... как бы это получше сказать, она несколько... слишком долго затянулась.
Равануза еще не осознал до конца ситуацию. Он упрямо твердил:
— Я хочу поговорить с друзьями. Я им все объясню.
— Но друзья, — безжалостно добивал его Терразини, — вряд ли захотят с вами разговаривать.
Банкир почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Перед глазами все поплыло в тумане, как у боксера в нокдауне. И, воспользовавшись его растерянностью, Терразини нанес последний удар.
— Вы не в силах были бы, — сказал он, — вынести их взгляды, — вы ведь знаете, такое не прощают. Поверьте, лучше с этим делом покончить сейчас.
Он вытащил из кармана листок бумаги с несколькими строчками на машинке. И протянул банкиру.
— Что это такое? — спросил Равануза.
— Доверенность, — сказал Терразини, закуривая сигарету. — Вы должны подписать доверенность на продажу своих акций.
— За какую сумму? — спросил Равануза. Терразини глубоко затянулся сигаретой и выпустил облако дыма. Потом сухо ответил:
— За одну лиру.
— За одну лиру! — взвился банкир. — Да вы сошли с ума! Мои акции стоят по меньшей мере восемь миллиардов лир.
— Сегодня цена им ровно одна лира, — словно бы между прочим проронил Терразини.
На окутанном сигарным дымом лице адвоката Равануза прочел суровую правду. Он сидел полуоткрыв рот, тяжело уронив руки на стол. Постепенно банкир пришел в себя, взял перо и поставил свою подпись на бумаге Терразини.