Спутник 'Шаг вперед'
Шрифт:
Кедрину захотелось запомнить этот миг и этих людей. Ему показалось, что все это внезапно приобрело странное и глубокое значение.
Они сидели за столом неподвижно и, казалось, понемногу растворялись в окружающем, становились все менее заметными на фоне пестрых костюмов и звуков. Даже яркая, пятнистая куртка на среднем из сидящих уже не бросалась в глаза.
Длиннолицый, разобрав и вновь собрав Кедрина, положил ладонь на середину стола, где на гладкой поверхности выступала клавиатура вкусовых заказов - хитроумной системы, заменившей немудрящих кулинаров прошлых столетий. Предвкушая удовольствие, длиннолицый совсем закрыл глаза, медленно нажал несколько клавиш, затем - кнопку посыла. Ответа не было - индикатор приема не вспыхнул. Возможно, это было неисправное устройство... В следующий момент круглолицый сосед справа, усмехнувшись, не глядя, пробежался пальцами по верхней кромке врезанного в стол прибора, нащупал что-то, нажал - крышка, откинувшись, осталась в его пальцах, открылась сложная схема. .
Кедрин подумал, что такое не принято; это было, пожалуй, слишком для посетителя кафе. Но круглолицый запустил пальцы в недра схемы, извлек на стол все, что нашлось внутри тумбы, - невообразимую путаницу разноцветного монтажа. Кедрин должен был признать, что даже простое вкусовое устройство выглядит достаточно сложно. Круглолицый пренебрежительно закрыл один глаз, оглядел схему, словно прицеливаясь. Затем вынул из кармана крохотный инструмент, прошелся им по схеме. Инструмент тихо пощелкивал. Замолчал. Тогда нарушитель правил повернул что-то в датчике контактов. Индикатор приема вспыхнул. Круглолицый водворил схему на место. Через минуту лючок подачи раскрылся, на стол выдвинулись наполненные бокалы.
– Вот и все, - сказал длиннолицый.
– Штука нехитрая. Уровень прабабушек.
– Ну, Гур, - сказал круглолицый.
– Ну, ну...
– Кафе и кафе...- промолвил скуластый.- Вообще тут ничего... Люблю медленное передвижение.
Они говорили негромко. Голоса у них были одинаковые - низкие, глухие голоса.
Кедрин кашлянул. Трое посмотрели на него.
– Здесь весело, - выпалил Кедрин.
– Это хорошо, - сказал Гур, - наш друг Слава, Слава Холодовский, обожает веселье...
– Брось, Гур.
– Да... Помнишь, как ты смешил Игоря?
– Гур говорил настойчиво. Игорь...
– он перевел взгляд на Кедрина, - Игорь хохотал сорок минут без остановки. Он хохотал бы еще, но ему наложили последний шов...
Кедрин вздрогнул.
– Да, простите, но что поделаешь: у него в двух местах был проломлен череп, и под руками не нашлось анестезирующих средств.
– У него текли слезы, - сказал Холодовский.- Тогда я еще не умел...
– Текли от смеха, - не согласился Гур.
– От смеха, о нежнейший из накладывающих швы!
"Голова... в двух местах, - подумал Кедрин.- От этого можно умереть. Неважный повод для смеха. О страшном и непоняином они говорят, словно о чем-то естественном". И спросил:
– Конечно, случайность?
– Скорее закономерность, - ответил Гур.
– Настоящие случайности редки в их чистом виде...
– А где ваш друг теперь?
– Увы, он покинул нас, - грустно произнес Гур.
"Ужас, темный ужас!" - подумал Кедрин, а круглолицый укоризненно произнес:
– Ну, Гур. Ну, ну...
– Он ушел на экспериментальном корабле. На том самом, который стоил ему двух швов. До сих пор он шлет нам приветы, Только они не доходят. Ведь так, Дуглас?
– Гур обратился к молчаливому скуластому спутнику. Тот кивнул.
– Стоит ли утомлять собеседника загадками?
– сказал Кедрин.
– Откуда вы?
Гур ответил:
– Неудобство нашего времени, о мой любознательный друг, заключается в том, что тридцать миллиардов живет на Земле, а профессий хотя и значительно меньше, но и их тоже - сотни тысяч, и нельзя знать одному все. А человек по природе своей универсал... Так вот, только в Приземелье работают представители пятнадцати тысяч специальностей. О Заземелье я уже не говорю. Там их еще больше - хороших, добротных, уважаемых специальностей двадцать второго столетия. В специфику некоторых из них по временам входят проломленные головы. Вот вам ответ,
– А вы...
– А мы монтажники. Просто монтажники. Рабочие Приземелья. Звездолетный пояс, стационарная орбита двадцать четыре.
– Монтажники...
– сказал Кедрин.
– Монтажники... Что же вы там монтируете?
– Корабли, - сказал Гур, и его глаза, лишенные дна, уперлись в зрачки Кедрина.
– Планетолеты, транссистемники и самое дорогое - длинные корабли.
– Вот, вот, Гур, - сказал Дуглас.
– Длинные корабли...
– сказал Холодовский и посмотрел вверх.
– За длинные корабли!
Они подняли бокалы, полные запаха и звона. В вине отразились звезды, свет в свете.
Кедрин кивнул головой:
– Хотел бы я посмотреть...
– Кстати, - сказал Холодовекий, - это несложно. Летите с нами - и вы посмотрите.
– И в самом деле, мой друг, - сказал Гур, - почему бы вам не слетать на Звездолетный пояс?
– Нет, - сказал Кедрин.
– Лететь с вами нет смысла. Я ничего не понимаю в кораблях. А кроме того...
Он взглянул туда, где сидела она; взглянул случайно, а может быть, и не совсем случайно.
– А кроме того, есть и другие причины...
"И эта причина, - подумал он, - живет на Земле. Такие, как она, живут только на Земле".
– Ну да, - сказал Холодовский.
– Конечно, есть и другие причины.
– Почему-то, - серьезно произнес Гур, - никто до сих пор не взялся всерьез за изучение вероятности человеческих поступков в системах с неопределенным количеством неизвестных, имя которым "квазислучайности". Будь найден соответствующий алгоритм, он значительно облегчил бы вашу задачу, и вы уже сейчас поняли бы, что единственный выход для вас - идти и собирать вещи для полета на Пояс.
– Можно подумать, что вы...
– Для меня в этой системе одним иксом меньше...
Он хотел сказать еще что-то, но внезапно все трое вздрогнули и болезненно поморщились. Казалось, их ударило током, но это была всего лишь громкая музыка.
– Так вот, друг мой, для меня одним иксом меньше. И это так же верно, как и то, что мой длинный нос чувствует в воздухе какой-то необычный запах.
– А знаете что?
– тихо проговорил Холодовский.
– А вот случай проверить...
– Ну, ну, Слава, - сказал Дуглас.
– Ну... Дразнить себя...