Спящая красавица (др. перевод)
Шрифт:
В шесть часов вечера именно здесь пограничники уловили на дне оврага подозрительный шум. Несколько раз хрустнули сломанные сучья, скрипнули ветки оголенного орешника. Медведи в эту пору уже не бродят по лесу, а для волков было еще слишком рано. Серны инстинктивно избегают оврагов и закрытых мест. А когда тихо и все придавлено густым туманом, ветви не шумят.
Было совершенно ясно, что в овраг с юга, с той стороны, пробираются люди. Причем люди эти казались совсем неопытными: ломали ногами хворост и раскачивали плечами ветви. А опытные нарушители передвигались бы ползком.
Два пограничника 178-й заставы
Темное небо сыпало на землю холодную мокрую пыль. Пограничники ориентировались по памяти. Они знали эти места и научились понимать и слушать землю.
Начальник 178-й заставы немедленно поднял на ноги всех бойцов, затем связался по телефону с начальником соседней заставы и, коротко изложив обстановку, договорился о прикрытии своего фланга с юго-запада. Только он бросил трубку, позвонили ему: в другом овраге неизвестные лица также пытались перейти границу. Начальник приказал занять позицию в самой узкой части оврага и не открывать огонь до тех пор, пока противник не выйдет в теснину.
Потом он разделил своих бойцов на три группы. Первой и второй велел занять высоты, а третью, имевшую два ручных пулемета, повел к устьям оврагов. Таким образом, незванные гости были охвачены о трех сторон, словно подковой.
Начальник сектора А, уведомленный о нападении комендантом третьего пограничного района, привел свои части в полную боевую готовность, а в наиболее уязвимые места направил усиленную огневую защиту. Когда же минут через двадцать ему сообщили, что противник обстреливает наши части из автоматов и пулеметов, он приказал объявить боевую тревогу в пограничном резерве и установить радиосвязь с центральным пунктом пограничной охраны.
После того, как в устьях оврагов началась стрельба, над районом оборонительного сооружения «Момчил-2» пролетел самолет. Он сбросил две осветительные ракеты, сделал крутой поворот, и шум его затих за пограничной полосой. Комендант оборонительного сооружения приказал охране приготовиться к защите «Момчил-2».
Вся эта суматоха с треском пулеметных и автоматных очередей продолжалась минут двадцать пять. И затем прекратилась так же внезапно, как и началась. Над оврагами воцарилась прежняя глухая тишина. Туман еще некоторое время кисло и терпко пах порохом.
Обнаружили одного убитого. Он лежал на нашей территории в нескольких шагах от пограничной полосы. Начальник 178-й заставы, осветив его окровавленное лицо фонариком, узнал в убитом Хасана Рафиева, два года тому назад перебежавшего границу, племянника известного диверсанта Шукри Илязова.
На рассвете комендант третьего пограничного района имел непродолжительный разговор с иностранным офицером с той стороны. Разговаривали на середине распаханной полосы.
— Это, — говорил по-французски иностранный офицер, зябко поводя плечами и улыбаясь так, будто речь шла о любовной интрижке, которую он завел с местной девушкой, — дело рук ваших беглецов, политических эмигрантов. Я искренне сожалею…
— Да, конечно, — кивнул комендант третьего пограничного района. — Чтобы умыть руки, вы подкинули нам труп, не так ли?
— Это ваш трофей, мосье. Человека этого убили вы. Вернее, его убил один из ваших стрелков.
— Мои пограничники не стреляют в затылок, почти в упор.
— Что поделаешь? — Офицер вздохнул. (Как будто бы та девушка прошла мимо, не поздоровавшись с ним). — Имеет ли для мертвеца значение, как он убит? Не хотите ли закурить, мосье?
Комендант третьего пограничного района в ответ предложил ему свои сигареты. Дождь не прекращался. Они откозыряли согласно правилам, и встреча закончилась.
Уже в полдень, неподалеку от оборонительного сооружения «Момчил-2» офицер контрразведки Н-ский обнаружил какой-то предмет, похожий на кассету от киносъемочного аппарата. Коробочка валялась под телегой, на которой привозили продукты со склада, находившегося в самой северной части плаца — неподалеку от дороги, что вела в Момчилово через село Тешел.
Майор Н-ский надел перчатки и поднял находку. Лицевая и внутренняя стороны были абсолютно сухими, а это значило, что возможные отпечатки пальцев сохранились. Н-ский упаковал её и, приказав своим помощникам выяснить, имеется ли у кого-нибудь из личного состава кино- или фотоаппарат, принялся тщательно осматривать местность.
Искать следы на земле было глупо: на раскисшей земле, на больших и маленьких лужах под ударами дождевых капель вскакивали пузыри. Майор обследовал два ряда проволочных заграждений, разделенных рвом. За складом проволока была перерезана.
Некто из Момчилова или Тешела, или тот, кто прошел через одно из этих сел, проскользнул мимо дозора, пробрался в расположение охраняемой зоны. Он мог проделать это, когда пограничники ожидали противника с юга. А не он ли потерял кассету?
Через час майор Н-ский мчался на виллисе к ближайшему военному аэродрому. А после обеда он уже докладывал начальнику отдела госбезопасности полковнику Манову о своих наблюдениях в районе «Момчил-2».
3
Итак, наши дороги с Аввакумом опять скрестились. Иногда я думаю: случайно ли это происходит? Ненароком я выхожу на этот высокий берег, под которым плещется полноводная река Аввакумовой жизни? Или же я подстраиваю все, чтобы хоть в свете чужой славы выглядеть немножко интереснее?
Что же, припомним некоторые вещи, ибо сейчас, когда я смотрю на события со стороны, мне есть что добавить. Хотя бы о тех моментах в жизни Аввакума, которые предшествовали 27 ноября.
Аввакум, если помните, жил в доме подполковника запаса доктора Свинтиллы Савова на улице Латина. В квартире, на втором этаже, с верандой и старинным камином, он отдавался тихой и спокойной творческой работе. Он вынужден был на какое-то время уйти в тень. Руководство госбезопасности имело основания для подобной консервации и выжидания: Аввакум быстро раскрыл и ликвидировал двух талантливых разведчиков Объединенного центра западной разведки. Можно было предполагать, что противник ищет виновника провала агентов. Захова берегли, но он страдал от подобной заботы. Его острая неутомимая мысль разведчика-профессионала замерла, как стрела на древней терракотовой вазе. Рассматривая этот символ вечного стремления к истине, Аввакум вознамерился завершить свой давнишний научный труд о древних архитектурных памятниках и античной мозаике.