Спящая красавица
Шрифт:
Когда-нибудь он будет рассказывать потомкам, как, насквозь промокший, он захлопнул зонт, прежде чем выпрыгнуть из коляски, и пошел к дому, прокладывая дорогу сквозь ливень. Джеймс спросил молодого человека в передней гостиной, на месте ли миссис Уайлд.
— Ее нет, и уже давно. Она уехала... — он взглянул на часы, — около двух часов назад.
Джеймс застыл в недоумении; он почесал затылок и подумал, где же еще ее искать.
Поразмыслив, он решил сделать крюк в милю или две, чтобы заехать в Кембридж и поменять мокрую одежду, взять плащ от дождя, а также подсушить
Это было только легкое подозрение, укол ревности, которую, как он себя уговаривал, нужно отбросить в сторону, чувство, которое вело его через весь город, затем заставило свернуть за угол Честертон-роуд на Блэйней-стрит, где жил Филипп.
Это была просто интуиция, и только. Но то, что он увидел, заставило его дернуть поводья. Его лошадь протестующе зафыркала, а колеса покрылись грязью. Вода плеснулась по полу экипажа, затем все успокоилось. Все, кроме шлепанья дождинок по сиденью и по луже, разлитой на полу экипажа, и стука капель о булыжники мостовой.
Дождь везде. Везде, за исключением козырька над входом в дом Филиппа, под которым стояла сухая Николь Уайлд с поднятой головой. Она окликала кеб, который стоял у обочины дороги как раз напротив дома.
Когда Джеймс увидел, как она села в кеб, он яростно ударил поводьями. Ему почему-то захотелось разгромить экипаж. Свой собственный. Но надо было улучить момент, когда Николь прибежит, опоздавшая, явно заплатив кучеру за то, что заставила его так долго ждать. Кеб тронулся с места и помчался с такой скоростью, словно за ним гнались духи.
Джеймс преследовал ее всю дорогу до пригорода. Он понимал, что если бы постарался, то мог бы перехватить ее, проехав бок о бок. Но в конце что-то удержало его от этого, заставило просто последовать за ней — чтобы приготовить гневную речь. Что она решила? А Филипп? Почему Филипп, а не кто-то другой?
Дождь немного утих, пока Джеймс преследовал кеб Николь по дороге к выбранному дому — на целый час и десять минут позже назначенного срока. Агент как раз закрывал за собой входную дверь.
Как только Николь заплатила извозчику, Джеймс внезапно подъехал в своей коляске и, с трудом сдерживая себя, вскричал:
— Вы говорили о чем-то очень важном с Филиппом, не так ли? Настолько важном, что ты заставила меня ждать, беспокоиться и гоняться за тобой?
Вздрогнув от испуга, она обернулась в тот момент, когда наемный кеб отъехал. Она осталась стоять на дороге одна.
Джеймс продолжал, направляясь к ней по мокрому гравию, скрипевшему у него под ногами.
— Что, черт побери, ты делала у Филиппа? Или ты решила принять его предложение сегодня после всего, что произошло?
— Я... я не была у Филиппа...
— Я видел тебя. Николь... — Он замолчал, подбирая слова, затем бросил это занятие и разразился гневной речью: — Николь, я не обвиняю тебя в неразборчивости, но ты... что же... тебе не хватает сдержанности. Меня это всегда
Сгораемый от ревности, Джеймс был вне себя от ярости, ему хотелось кого-нибудь ударить или что-нибудь разбить.
Она скривила рот так, что в уголках залегли складки.
— Ты меня обвиняешь в...
— Я ни в чем тебя не обвиняю. Я только говорю, что ты могла бы помочь мне с моей... Это моя проблема. Мне не по себе от того, что ты можешь знать.
С каким количеством мужчин она ухитряется одновременно иметь дело? Скольких она может надувать? А сейчас она обманывает его?
Филипп. Кто угодно, но не Филипп. Филипп, который забрал его журнал и угрожал передать его в руки Азерсу и следственной комиссии. О, ужасные мысли, которые одолели Джеймса, так же как этот нескончаемый дождь, пронизывавший насквозь и его, и Николь, и подъездную аллею.
Он смотрел на намокшие от дождя перья на ее шляпе, смотрел на ее лицо, на котором отразилась совершенно необычная гамма эмоций: ярости и уныния одновременно. Поля шляпы защищали ее глаза: упорный взгляд, разъяренный взгляд, — а дождь намочил щеки и подбородок, словно кто-то плеснул ей в лицо воду.
Она почувствовала, как напряглась спина. Она стояла очень прямо, встречая его внимание, смущая его взглядом.
Знаменитая — мистически знаменитая — Николь Уайлд в модной шляпе и платье от Уорса, миниатюрное изображение женщины с прошлым — прошлым, которое способно вырасти перед ним в одно мгновение: Филипп, епископ, не говоря уже об адмирале, императорах и королях. И бог знает, кто еще. У нее был легион любовников: люди более высокопоставленные, более великие, более яркие, чем он сам. Он, рыцарь и ученый. Ха, ничего. Если ее любовники не были бы такими удачливыми, они не имели бы ее. Все они дарили ей дома — или это сплетни?
— Ты хочешь этот дом? — спросил он. Хотел ли он ее когда-нибудь сильнее? Сможет ли он купить ее, если потребуется? Стоила ли она этого?
— Ч-что? — спросила она. Ее глаза сверкнули из-под полей шляпы. Она так и не смогла прийти в себя после его предыдущего вопроса. Она все еще была потрясена и напугана.
Он шел с ней рядом шаг в шаг.
— Дом, — сказал он, мотнув головой в сторону этого самого дома.
Николь взглянула через плечо, затем повернулась к нему спиной. Она медленно поворачивалась, чтобы разглядеть то, что он имел в виду.
Как статуэтка на крышке музыкальной шкатулки. Она сделала шаг по направлению к входу, миниатюрная женщина в темной сине-зеленой тафте и черном бархате. Николь Уайлд всегда казалась Джеймсу слишком маленькой, слишком сдержанной и так хорошо одетой, что возникал вопрос о ее способности к рисованию принцесс. Спящая красавица в лесах. Они пришли — забрызганные грязью в терновых кустах ее репутации и в ее удивительном могуществе, которым она обладала в спальне. Ее лес переломан, в то время как чужие избежали даже царапины. И она стоит и смотрит, больше похожая на волшебную, чем на фатальную женщину.