Спящая красавица
Шрифт:
Когда она ничего не сказала в ответ, он продолжил:
— Позавчера я начал день с образцов и карт природных богатств. Это замечательно. Я начал
наносить на карту ту часть Африки, которую до меня никто не описывал. Мы с Филиппом установили в некотором роде перемирие. Сегодня я взглянул на звездный атлас, и по-моему, могу сбросить это со своих плеч. — Он еще теснее прижал ее к себе, так что его подбородок оказался как раз над ее макушкой. — Я нарисовал ночное небо, каким помню его с того времени, как заблудился, —
Он начал нежно нашептывать ей на ушко их названия, словно это были стихи:
— Гидра — морская змея, Кентавр, Орион, Стрелец. Этот ласточкин хвост знакомых созвездий высоко в небе, Близнецы, Телец, Дева...
Он продолжал, смакуя названия, его душа воспарила, в то время как Николь совсем пала духом. Филипп, с которым она разговаривала за час до этого, был не тем человеком, которого могло устроить перемирие.
Она спросила:
— Ты ему не доверяешь, ведь так?
— Кому?
— Филиппу.
— Нет.
— Хорошо, — сказала она, не вдаваясь в подробности, и задумалась. Ей хотелось добавить: «Держись подальше от него», — но она этого не сказала.
Николь сжимала и разжимала кулаки, пока Джеймс перечислял названия звезд, которые держал в памяти; в конце концов бормотание плавно перетекло в гул, и она почувствовала на своей шее прикосновение его губ. И тут же дрожь пробежала по ее спине. Филипп мечтал уничтожить Джеймса. Но ему это, конечно же, не удастся.
Николь хотелось всем рассказать о своем Джеймсе. Ребячливом и правдивом, глупеньком, тощем, но тем не менее самом лучшем из мужчин, который к тому же принадлежал ей. Она мечтала, чтобы весь мир узнал об этом.
Джеймс повернул ее к себе лицом и продолжал целовать, теперь уже в губы, и вдруг она почувствовала себя... несчастной. Она напряглась, чтобы высвободиться из его объятий.
— Николь, что с тобой? Что, скажи ради Бога, не так?
— Ничего.
— Нет, что-то тебя беспокоит. Это я?
— Нет. Конечно, нет.
Она продолжала высвобождаться из его рук, но он крепко держал ее. Она сдалась. Она позволила ему увлечь ее на кровать. Покрывало пахло плесенью. Она не спорила, не протестовала, когда он поднял ей юбку и повернул так, чтобы ему было удобно получить то, чего он так хотел. В какой-то момент он остановился и сказал:
— Не могла бы ты быть немного менее равнодушной? Ты заставляешь меня чувствовать себя так, словно я должен оставить десятифунтовую бумажку на туалетном столике, когда буду уходить.
Николь вдруг чихнула и толкнула его в грудь кулаками. Ей показалось, что кулаки уперлись в кирпичную стену.
Николь собралась ударить его еще раз, но он перехватил ее руки и засмеялся:
— Вот как, а ты, оказывается, еще полна сил.
— Ах, — вскричала она, — у тебя нет
— Вовсе нет, — ответил он и продолжил свое дело, пока его руки не нащупали шелк ее панталон, единственного, что отделяло его руки от ее тела. Он слегка провел ногтем по ткани в нежнейшем касании.
Ее рассудок растворился в чувственности. О Боже! Она облизнула пересохшие губы, закрыла глаза.
Он нежно куснул мочку ее уха и забормотал:
— Скажи мне, скажи мне. Я буду делать это всегда — так долго, как смогу устоять. О... Николь! — При этих словах он горестно засмеялся. — Я хочу тебя. Снова. Еще.
То, что он делал и собирался делать всегда, возможно, было не так уж и плохо. Он был нежным, разгоряченным, уверенным. И таким искусным, таким аккуратным. Он точно знал, что и как нужно делать, не слишком напористо, чтобы точно свести с ума.
— Скажи мне, — бормотал он. — Скажи мне, скажи мне, — шептал он. — Почему ты... о Боже!.. собиралась убить меня. Ты такая теплая и... — у него вырвался сдавленный звук, — и... такая... влажная. О! Да! Так!
Он был прав. Она была готова принять его.
— Давай, — сказала она ему, — давай.
Она почувствовала, что сама устремляется вверх, стараясь обвить его тело.
— Нет, не сейчас. Скажи мне, во-первых...
— Нет. Сейчас.
— Что нужно сварливой женщине...
— Великанше-людоедке, — сказала она и рассмеялась. — Сейчас.
Джеймс расстегнул брюки, пока она стягивала с себя панталоны. Через секунду он погрузился в нее. Затем этот дьявольский мужчина отпрянул. Он делал это медленно, с остановками, мучая их обоих и ожидая. Он был готов попробовать сдерживать свою игру.
Она сама толкала свое тело навстречу ему. Джеймс, сдерживая дыхание, тихо вскрикнул, и по его телу прошла судорога.
После этого — замечательная нелепость — Николь разразилась слезами. Она не могла ни понять, ни унять их, и чем больше она старалась остановить слезы, тем сильнее они текли по щекам.
Она не чувствовала себя такой сломленной с тех пор, как ей исполнилось семнадцать, с того времени, когда ей пришлось упаковать чемоданы, схватить своего маленького сынишку и уехать из Лондона и от Филиппа, из ее последнего пристанища, где он ее прятал. Она гордилась собой: в действительности она редко плакала. И когда это случалось, то было похоже на легкое всхлипывание, ничего больше.
До Джеймса... Сейчас же она рыдала, как дитя. Он гладил ее по волосам и ворковал над ней.
— Ну все, ну все. Все хорошо, — говорил он, сбитый с толку ее смятением. — Мы еще тысячу раз будем заниматься любовью, — обещал он ей, — и каждый раз по-разному, — он фыркнул, — и это будет лучше, чем сейчас. Сегодня было не очень приятно, так? — Он рассмеялся. — Конечно, даже не приятно — просто полезно. Ох, милая Николь, что не так?