Спящая красавица

Айвори Джудит

Дэвид, сказала она сама себе. Дэвид сделал его счастливее. А может быть, все вместе: и Дэвид, и то, что Вильгельмина Данн наконец избавила его от груза забот о ней. Дэвид помог Филиппу пережить похороны. Леди Данн была похоронена в Лондоне четыре дня назад. Филипп уже продемонстрировал всему свету свою «глубокую» печаль.

Он приподнялся, слегка наклонившись к ней, и сказал:

— Ты знаешь, я тут подумал. Он не должен носить имя Уайлд. Он должен быть Дэвид Данн. Он и есть Дэвид Данн. Он всегда им был. И если мы будем вместе, не стоит и раздумывать...

— Если вы с Дэвидом решили так, то поступайте, как знаете. Но меня не впутывайте

в это дело. — Николь старалась сохранить спокойствие, ровный тон, не показать, что она задета и что ей тяжело слышать это. — Я сделала все, что могла. Хорас — официальный отец Дэвида на сегодняшний день, так же как и тогда, когда Дэвиду было шесть лет.

— Хотя на самом деле он им не был тогда и не является сейчас. Некоторые вещи нужно исправлять, Николь...

— А некоторые — не надо. — Она посмотрела ему в глаза, сжала губы, затем передумала. Бессмысленно, она никогда не могла переспорить Филиппа. Он всегда считал, что знает ответы на все вопросы.

Филипп стоял молча, облокотясь о прилавок, пока его не толкнули подносом в локоть. Он отшатнулся, взял поднос с чаем и отнес его на стол. Николь последовала за ним, мечтая очутиться где угодно, только чтобы подальше от него.

Он поставил поднос, отодвинул для нее стул. Когда она села, он наклонился к ее плечу и пробормотал:

— Не имеет значения, что ты думаешь по этому поводу, не имеет значения, насколько я опоздал с этим, я хочу уладить это дело с Дэвидом. Позволь мне подписать бумаги.

Она взглянула на него снизу вверх, когда он обошел стол вокруг, чтобы занять свое место.

— Какие бумаги?

Он сел.

— Я хочу официально признать Дэвида своим сыном.

— Что же, пожалуйста.

— Я хочу, чтобы мое имя было внесено в его свидетельство о рождении. Я хочу, чтобы это было зарегистрировано в министерстве внутренних дел.

— Но в его свидетельстве о рождении уже стоит имя Хораса.

— Ты знаешь, что это неправда.

Филипп поставил чайник на стол. Казалось, что исправление им самим внесенной путаницы он считал своей большой заслугой.

Николь откинула голову и пристально взглянула на него, прищурившись.

— Да, к счастью, он это сделал, — сказала она. — Хорас солгал ради нас в то время, когда ты не захотел сказать правду. Он дал Дэвиду имя.

— Не соответствующее действительности, и теперь я хочу это исправить. Я действую ради Дэвида. Ты должна сказать, что я — его отец.

— Я не сделаю этого из-за Хораса.

— Хорас мертв.

Николь хмыкнула.

— Да, он мертв, почти три года. Но это другая смерть, не так ли? Она открывает перед тобой возможность стать отцом Дэвида? — Терпение ее было на исходе. — Прости, Филипп. Расскажи все Дэвиду, если хочешь, но он уже знает, что ты его отец. Нет необходимости делать что-то большее. Смирись. Я не собираюсь распутывать то, что ты в свое время запутал. — Она слегка наклонилась к нему и, понизив голос, заговорила: — Избавь меня от своих планов. Прекрати приглашать меня, подстерегать. Дэвиду нужно твое внимание. Мне — нет.

Она откинулась назад, с тем чтобы встать и уйти, но Филипп остановил ее, ринувшись к ней через стол. Он положил свою руку на ее и одним этим жестом удержал на месте.

— Хорошо, — сказал он. — Я заслужил это. Прости. Не уходи.

Он посмотрел на нее с выражением раскаяния, в котором усматривались также снисходительность и забота, но не беспокойство.

— Я понимаю, ты все еще злишься на меня

за предыдущие два десятка лет.

Она сделала усилие, чтобы выдохнуть.

— О, Филипп, если говорить честно, выбрось эту мысль из головы. Я не сержусь. У меня к тебе ничего нет — все в прошлом. Ничего больше нет. Конец. Я пережила все.

— Да-да, я, конечно, тоже. Тебе не стоит беспокоиться обо мне.

— Хорошо, — сказала Николь.

— Я возвращаюсь в игру, — продолжил он.

Хотя ей почти не было видно его лица, но было понятно, что он улыбался. Он посмотрел вдаль, возможно, на входную дверь, наблюдая за тем, кто входил или шел по коридору.

— Хорошо, — сказала она снова и, пытаясь вернуть разговору дружеский тон, добавила: — С первоклассными местами в Феннерс тоже.

Матчи по крикету всегда приводили его в хорошее расположение духа. Она немного успокоилась, насыпая сахар в чай: одна ложка, вторая. Где же Дэвид? Когда же они отправятся на этот чертов матч?

Филипп пробормотал:

— Да-да, но не эту игру я имел в виду. Мое пребывание на посту вице-президента заканчивается осенью, я уйду с этой должности, возможно, в правительство.

— Рада за тебя, — сказала она искренне. — Это замечательно.

Его мечтой всегда было стать королевским министром.

— Было бы, — сказал он, — но я слышал, что теперь в милости некий молодой рыцарь вместо меня.

«О, дорогой Джеймс!»

— И Королевское географическое общество хочет назначить его в совещательный совет, как только я уйду! От этого у меня внутри все переворачивается, — чтобы состязаться за председательство следующей весной. Короче, меня ничего здесь не удерживает, как ты видишь, — улыбнулся он. — Я могу запросто жениться на тебе, я ничего не теряю. — Его лицо стало суровым. — В отличие от этого ублюдка Стокера, который слишком быстро получает все то, что я когда-либо хотел. По слухам, королева намеревается сделать его графом. Я предложил наградить его титулом, а ее величество вознамерилась дать ему титул выше моего собственного. Ты можешь в это поверить? Сын моего старого кучера будет за обедом занимать более почетное место, чем я сам!

Он нахмурился, затем самодовольно приподнял одну бровь:

— Но я снова в игре. Ничего он не получит, уж я об этом позабочусь. Боже, какую я ему шпильку вставлю!

— Прости, что ты имеешь в виду? — Николь замерла, перестав размешивать ложкой сахар в чайной чашке.

— Найджел прав. Джеймс — глупая деревенщина. И африканский дневник выводит его на чистую воду. — Он послал ей мимолетную торжествующую улыбку.

Николь, облизнув пересохшие губы, прокашлялась.

— Филипп, я не думаю, что твои сведения надежны.

Ее сердце застучало тяжело и гулко, так, что ей захотелось приложить руку к груди, чтобы унять сердцебиение. Но она этого не сделала. Она лишь безразлично покачала головой, улыбнулась и снова принялась медленно размешивать сахар в чашке.

— Джеймс...

— Лжец и возможный убийца. Его записи подтверждают это.

— Прости, какие записи?

— Его африканский журнал.

— Так что, ты его прочел?

— Да. Он предал нас, Николь.

— Нас?

— Англию.

Ее глаза сверкнули. Она пристально посмотрела на него и, разволновавшись, неосторожным движением толкнула стол. Затем взяла себя в руки. Сердце в ее груди забилось с неожиданной силой. Кровь мощными волнами пробегала по ее жилам, так что она чувствовала пульс на запястьях и на шее.