Спящие Дубравы
Шрифт:
— Спящие Дубравы существуют. Мне это известно доподлинно.
Мы изобразили вежливое недоумение пополам с изумлением. Довольно крякнув, Римбольд полез в свой мешок, так любезно возвращенный ему Глорианной. Из мешка явился небольшой тубус из промасленной кожи. Из тубуса — карта.
Разумеется, карта была на гномьем, поэтому из надписей я ровным счетом ничего не понял. Хотя в них-то как раз никто не нуждался. Карта была хоть и старой, но заметно превосходила имевшуюся в нашем распоряжении книжную гравюру.
— Это раз! — торжественно провозгласил
— А что, есть еще и два?
В ответ на вопрос Бона нам в очередной раз стали рассказывать уже изрядно поднадоевшую историю. Впрочем, слушали все, не перебивая.
Когда Римбольд закончил и освежил горло глотком вина, допрос возобновился.
— Ладно, допустим, это паскудное местечко и впрямь существует, а услышанная тобой история порождена не белой горячкой. Тогда тем более логичен мой предыдущий вопрос: зачем и почему?
Гном опустил глаза:
— В наказание.
— Что?!
— Увы мне, увы! Я вызвал гнев повелителя Княжества, Друлла Стахана Долгобородого. И меня изгнали! Лишили милой Родины!
— Стоп-стоп! — прервала завывания бородатого девушка. — Если я ничего не путаю, то изгнание — самая суровая кара для преступников в Княжестве. И она налагается только за…
— …измену Княжеству или разглашение государственной тайны, — тяжко вздохнул тот. — Мой случай второй.
Ну ничего себе!
— Ты что же, царедворец такого высокого уровня?
— Куда там! Придворный парикмахер!
Мы не выдержали и расхохотались.
— Не вижу ничего смешного! — возмутился Римбольд. — Чтоб вы знали, при дворе каждый первый — ужасный модник. И вообще, всякий уважающий себя гном подстригает волосы и регулярно облагораживает бороду.
Он так прямо и сказал: «облагораживает».
— И кто-то из твоих клиентов проболтался во время работы?
— Не «кто-то», а сам князь Друлл. И не проболтался, а…
Гном замолчал.
— Давай уж, заканчивай.
— Еще чего! Это действительно страшная государственная тайна. И она совсем не для людских ушей. Если узнают, что я ее разболтал, то…
— То что? Ты ведь ее уже разболтал. А за одну и ту же провинность дважды не наказывают, это основы любой юридической системы. Если хочешь, мы дадим клятву хранить молчание.
— Нет, нет и нет! — уперся Римбольд. — Не просите и не уговаривайте. Одно дело — гномы, а другое — люди. Да и тайна эта, в общем-то, совсем не так интересна…
— Сэд, — скучающим голосом произнесла Глори, — глянь-ка в окошко. У мачты, часом, не старпом стоит?
Римбольд мигом скис.
— Ну зачем вы сразу так? — плаксиво протянул он. — Говорю же, я не мо…
— Кажись, и впрямь он, — ответил девушке я, с трудом сдерживая улыбку. — А с ним рядом капитан К’ров. За борт смотрят.
— Не иначе, акулы расшалились, — подхватил Бон. — Бедненькие, маленькие, голодненькие акулочки. Им так хочется свеженького мясца!
В отчаянье, гном обеими руками вцепился в бороду.
— Будь проклят, будь проклят мой болтливый язык!
— Давай, давай, парень. Облегчи душу.
— Хорошо. Клянитесь.
Мы поклялись.
Гном еще раз душераздирающе вздохнул, окинул нас полным укора взглядом священномученика и начал:
— Какое-то время назад князь Друлл заболел. Самой унизительной болезнью для гнома. Его роскошная борода, краса и гордость правителя, достояние всего государства, стала выпадать. И чем дальше — тем сильнее. Разумеется, держалось это в страшной тайне. Князь переехал в удаленные покои Стоунхолда, у дверей поставил круглосуточную охрану из кровных родственников, отлучил даже любимую жену и детей. Для всех в княжестве — и для меня в том числе — правитель захворал горной лихорадкой, а это штука заразная, требующая полного и длительного карантина.
И вот через пару недель будят меня среди ночи. Двое громил из княжеской охраны, вооруженные до зубов. Приказывают в сорок пять секунд одеться и топать в княжеские покои. С инструментами.
Прихожу. Князь сидит. Я как на него глянул — чуть в обморок не грянулся. От превосходной бороды одни клочья остались. А Друлл, даже не дав опомниться, говорит: «Тазик с горячей водой на столе стоит. Доставай ножницы, бритву и снимай это уродство подчистую».
Я сначала подумал, что князь от такого потрясения умом тронулся. «То есть как, — осторожно так спрашиваю, — совсем?» — «Совсем. Когда закончишь, соберешь все и изготовишь накладную бороду. Чтоб один в один как прежде была. Сроку тебе — неделю. Что хочешь делай, хоть носом скалы долби, хоть всех обитателей Стоунхолда наголо обрей, но сделай! Сможешь — озолочу. Не сможешь — прикажу в вулкан скинуть».
Что тут поделаешь, исполнил я княжеский приказ. Ночами не спал, парадный портрет Друлла в натуральную величину у себя в комнате повесил, чтобы оригинал всегда перед глазами был. Борода вышла — на загляденье! Князь счастлив, народ счастлив, меня деньгами и почестями осыпали и приказали язык за зубами держать.
Не вышло.
Где-то месяц назад приехал ко мне в гости из отдаленной метрополии старый приятель, муж сестры. Ох и славно же мы с ним погудели! Неделю гуляли. Ни в чем себе не отказывали. Только он все время меня долбил: за какие, дескать, заслуги тебя, дорогой родственничек, наградами завалили по самую макушку? Я крепился-крепился, да в один из дней во хмелю и проболтался. Все выложил, как есть. И, как назло, в том кабаке, где мы сидели, оказался начальник Тайной полиции Вольдемар Путина.
Короче, наутро меня, с больной головой — пред княжеские очи. Там, не дав рта раскрыть, зачитывают официальное обвинение, приговор, и велят в двадцать четыре часа проваливать из Княжества.
А на прощание Друлл говорит: «Хоть и отплатил ты мне, Римбольд Каменный Кукиш, злом за добро, но все же можешь прощение заслужить и всему Княжеству неоценимую услугу оказать. Отправляйся в Спящие Дубравы и найди там месторождение ромбододекаэдровидных дютойтспанских цехросов. Или, если нет его там, подробные доказательства тому представь».