Спящий океан
Шрифт:
Я знаю, что ты все так же добр и чувствителен. Я вижу, что ты не рад причинять боль близким. Прошу, найди в себе силу тогда выстоять и с достоинством принять то, что тебе предложила жизнь.
Максим вспыхнул, поджав губы. В глубине его души боролись сильные чувства, разрывавшие на части его не привыкшее к таким превратностям сознание.
— О, если бы ты знала…. Если бы ты знала все о моей жизни там. Но можно ли тебе говорить. Ты сама чистота и радость, сама любовь. Могу ли я омрачать твое лицо моими не заслуживающими никакого уважения похождениями? Могу ли я сказать тебе в какие тернии я впутался? Более всего мое сердце ранит не наука, Ровена, увы, как бы я хотел думать так,
— Что ты говоришь? — испугалась Ровена, устремив свой горящий взгляд на юношу, а тот едва сдерживал слезы. — Прошу не томи меня! Скажи, что беспокоит тебя! Расскажи мне. Обещаю, я не буду судить тебя, но просто выслушаю. Разве добрым друзьям не рассказывают все, что лежит на сердце? Самые страшные горести, преступления совести, тайные желания — все.
Максим вздохнул и замолчал, но вскоре вновь заговорил:
— Если бы мои родители знали на что они высылали мне деньги, то не подумали бы потом пустить на порог их дома. Они бы отвернулись от меня и посчитали бы малолетним мальчишкой, который не беспокоиться о своем будущем.
Максим снова смолк. Ровене вновь пришлось подтолкнуть его.
— Я увидел ее в опере. Она смотрела на меня с балкона в окружении нескольких таких же знатных дам, одетая в дорогие шелка и вся усыпанная драгоценностями. Ее тонкие изящные ручки покрывал тончайший атлас перчаток…. В руке она держала веер очень тонкой работы. Она была прекрасна, словно ангел и не трудно было понять, что скорее всего она носила титул графини, по меньшей мере. Но, в тот момент, кроме ее лица я не видел ничего, никаких знаков отличий...мне казалось, что ничто не может нас разделить. Однако нас разделял весь зрительный зал, что уж точно. Я был затерян где-то в толпе таких же как и я людишек, у которых оказалось денег ровно на то, чтобы купить себе местечко посреди торговцев, проституток, студентов и прочей подобной братии.
В тот момент, я задался целью познакомиться с ней, так как был уверен, что искренность моих чувств, сила моей любви послужат верную службу и она не сможет оттолкнуть меня.
Я опущу детали моего знакомства с ней. Мне посчастливилось услышать звук ее голоса, увидеть ее взгляд, обращенный ко мне через неделю после того, как я увидел ее в опере. Кстати, я не был совершенно глуп, зная, что чтобы завоевать такую женщину только лишь слов будет мало. Поэтому в день моего знакомства с ней я преподнес в подарок безумно дорогую брошь, которая обошлась мне во всю мою стипендию и подкрепил свой подарок пламенными заверениями моей самой искренней дружбы.
Я старался во всем угождать ей, предвкушать любое ее желание, появлялся “неожиданно” в тех местах, в каких бывала она, старался быть максимально галантным и внимательным. Помню, как она сказала, что ее впечатляет моя искренность и сила чувств. Я заверил ее, что она может рассчитывать на меня в любое время и, что бы не произошло, я всегда поддержу ее.
К счастью, мы быстро сдружились. Кроме того, она долгое время находилась в одиночестве, так как ее муж, первый секретарь короля, постоянно находился в разъездах и присутствовал дома один-два раза в год. Она скучала. И чтобы как-то разнообразить свою жизнь старалась постоянно выезжать в город или в парк, в оперу или просто находиться в кругу друзей.
Я же умирал от любви, чувствуя, что не проживу без нее ни дня. И мне стало все тяжелее и тяжелее скрывать свои чувства. В конце концов, думаю, что их было видно даже дураку. Наше объяснение произошло после месяца знакомства. Мне казалось, она колебалась, стараясь воззвать к какому-то долгу, совести, к разнице наших возрастов,
О, Ровена, я почти плакал, я падал на колени, я целовал подол ее платья, не смея прикоснуться к этим нежным целомудренным ручкам, я обещал убить себя, если она отвергнет меня.
Она сдалась после двух месяцев моих настойчивых ухаживаний, заверений в любви и подарков.
Я приходил к ней почти каждый вечер. Как только она возвращалась домой и два — три часа перед сном она посвящала мне.
Мы были очень счастливы! Время пролетало словно одна минута! Нас роднили и общие интересы. Я рассказывал ей о жизни в деревне, расписывал сельские пейзажи, восхвалял воздух и девственную чистоту полей, лугов и лесов. Она с удовольствием слушала меня и это очень сильно вдохновляло! И даже она говорила, что хотела бы однажды посетить эти места, а может быть и остаться там навсегда. В своих самых смелых мечтах, воодушевленный ее полуфразами о жизни в деревне, я дерзнул унестись безвозвратно в далекие дали, в опасные иллюзии, от которых потом очень трудно отделаться. Но как я был счастлив! Она ведь любила меня. Она была готова поселиться в деревне.
Мне явно льстило ее ко мне расположение. Я был горд собой и возомнил, что она предпочтет знатному графу студента. В глубине души я смеялся над ним и над всем обществом, думая о том, что для любви достаточно двух любящих сердец, а титулы, богатства, фамилии, материальные блага- это все бред, выдумки рафинированного общества.
Так пролетели шесть месяцев, которые казались для меня одним днем. Я умирал от любви и мне хотелось смотреть на мою возлюбленную вечно. Бывало, я приходил к ее особняку днем и смотрел в окна, желая увидеть любимый силуэт. И для меня было неописуемым счастьем, если вдруг мне удавалось заметить тень ее ручки, которой она поправляла занавеску, или тень ее фигуры где-то в темноте комнат. Я стал требовать от нее, чтобы она проводила со мной больше времени, укоряя за слишком частые отъезды. Потом мне захотелось оставаться на ночь, хотя бы даже в саду. Смотреть как она готовиться ко сну и как тушит свет, а потом представлять, как она ложится в кровать и как сон окутывает ее прелестное тело. И всю ночь я желал охранять этот чистый сон, благословенный Богом.
Я совсем не замечал, что в пылу моей горячки я мог от слов любви, перейти к упрекам и ревности и не видел, что это утомляет ее и она все более отдаляется от меня. А я все ловил каких-то химер и грезил о жизни в деревне с нею вместе, был уверен, что она оставит своего мужа ради меня, ведь я так ее любил!
Однако реальность немного приоткрыла мне глаза, когда в один из дней она получила письмо от мужа, о чем тут же уведомила меня. Ее муж писал, что возвращается через месяц.
По-началу я совсем потерял голову, грозился убить его и требовал от нее подтверждения любви, умолял, чтобы она не оставляла меня и заверял, что никто не будет любить ее так, как я.
Она старалась мягко убедить меня, что нам стоить отныне проявлять осторожность, так как и так, из-за моих слабостей в обществе поползли слухи. Она умоляла сохранить ее репутацию и честь, если я действительно люблю ее.
Наш разговор, таким образом, превратился в разговор немого с глухим, она просила у меня невозможное, я требовал от нее то, чего, наверное, и не было никогда.
Вскоре, бессонница охватила меня и я целые ночи проводил в саду перед ее домом, а она становилась все холоднее и старалась избегать меня, ссылаясь на нездоровье. О, как я хотел верить, что она действительно нездорова, а лучше мертва! Мне было легче верить в это и приятнее думать, что пусть лучше она не достанется никому, нежели чем ему.