Спящий принц
Шрифт:
– Лучше умереть здесь, чем в палатке у медика, - он держал ткань, что затыкала рану, пока я перевязывала поверх, чтобы все осталось на месте. Когда я закончила, я посмотрела на него и заметила, что у него был амулет, тусклый в холодном свете. Настоящее золото. Я увидела три звезды на нем и прикусила язык.
– Что ты там делала, Эррин? – спросил Кирин, вытер рот остатками плаща и уставился, словно я могла исчезнуть в любой миг. – Где Лиф?
Звуки борьбы были уже тише, или дело было в расстоянии,
– Твою рану должны осмотреть. Там может быть заражение.
– Эррин, где он?
Я отогнала знакомую тесноту в груди и рассказала ему просто то, что знала: Лиф в Лормере, на которую напал Спящий принц, и больше мне ничего не слышали. Но я думала, что он жив.
Кирин не обрадовался моим словам. Он помрачнел, он выглядел древним, уставшим, словно кости под его кожей поменяли места, сделав его другим, новым. Он постарел передо мной, уже не был мальчиком, и искра в его глазах погасла.
– Эррин, - сказал он, и я знала этот тон. Таким говорил Сайлас, если я начинала говорить про Лифа. Я устала от этого.
– Не надо, - сказала я, пока он не начал рассказывать, что мой брат вряд ли жив. – Ты знаешь Лифа. Ты знаешь его не хуже меня. Думаешь, он позволил бы себе попасть в ситуацию, где его убили бы?
– Тогда где он?
– Я… не знаю. Может, ранен или в плену. Но он жив, Кирин. Я это чувствую. Он вернется, как только сможет. Я знаю.
– Я слышал отчеты из Лормеры, и…
– И я. И я спрашивала всех беженцев насчет пойманного трегеллианца, - я не давала ему говорить, заглушая попытки возразить.
– Я считаю, что он получил ранение, когда сбегал из замка, и теперь он где-то ждет, пока рана заживет.
– Тогда почему он не написал? – Кирин бесил своим добрым тоном.
– Может, он отправлял весть. Может, пытался, но не смог. И граница теперь закрыта. Мы можем долго еще о нем не услышать.
– Не думаю, что он бы бросил тебя здесь, - тихо сказал он, в глазах была жалость. – Не бросил, если бы мог помочь, Эррин, прими факты. Лиф точно мертв.
– Нет, - в ушах гудело, словно я прижалась головой к стене с осами.
– Я тоже не хочу в это верить, - начал Кирин.
– Так не верь, - рявкнула я, закрыв руками уши, как ребенок.
Мы молчали.
– Ты живешь в Алмвике? В одной из тех хижин? – спросил позже Кирин.
Я опустила руки, ведь они все равно не заглушали его, и кивнула, выдавливая слова поверх крика, что стал комком в моем горле.
– Да. Лиф нашел нам это место.
Я не упустила то, как он нахмурился, но не успел ничего сказать, до нас донеслись крики.
– Тебя здесь быть не должно, - сказал он и попытался встать. – Идем.
И хотя я злилась на него из-за сомнений, я обвила его рукой и помогла подняться, не обращая внимания на его стон, когда его левая нога коснулась земли.
– Когда ты попал в армию? – спросила я, пока мы медленно шли к центру Алмвика. В Тремейне он учился, как и я, но у кузнеца. Он хотел получить себе свою кузню. Он хотел работать и получить лицензию гильдии.
– Я исполняю свой долг, - сказал он, но голос его был лишен эмоций.
– Долг? Когда это у тебя появился долг стать солдатом?
Он остановился рядом с заброшенной хижиной, тяжело дыша, и посмотрел на меня, добрые карие глаза теперь были строгими, губы превратились в линию.
– Меня забрали, - сказал он. – Всех подходящих мужчин от восемнадцати до сорока лет забрали. Это делали принудительно и по всему Трегеллану.
Я моргала, переваривая услышанное.
– Как? Как это может быть принудительным?
– Они ловят тех, кто отказался. Забирают землю, имущество, вещи. Семьям угрожают. Если ты не сражаешься, тебя арестуют, и семью выгонят из дома.
– Но это неправильно. Это не по-нашему. Так могло быть в Лормере.
Кирин вскинул брови.
– Это старый закон. Его не изменили. Каждый дом должен отдать хотя бы одного мужчину в армию, когда так приказывает правитель страны. В последний раз так было во время войны с Лормерой. Совет возобновил это. И все происходит быстро.
– Такое возможно?
– Да, - голос Кирина был мрачным. – Хотя если показать, что ты верующий, тебя могут отпустить.
– Но таких не осталось, - медленно сказала я. – А остальные? Мужчины старше? Женщины? Господин Пэнди? Лирис? Ульрик? – я перечисляла знакомые имена.
– Всех полезных сослали в Трессалин, включая Ульрика, - его губы дернулись при упоминании его старого наставника. – Они хотят использовать всех способных в подготовке к войне. Мужчин старше отправили делать оружие, как и некоторых женщин. Пэнди остался в Тремейне. В аптеке. Лирис тоже дома. Большинство женщин оставили дома, чтобы сохранить фермы и вести дела. Пока что.
– Пока что? Они заставят женщин сражаться?
– Если станет плохо, - он задумчиво посмотрел на меня. – Ты же не хочешь сказать, что пошла бы в бой?
– Думаешь, я не могла бы?
Он напрягся и попробовал улыбнуться.
– О, знаю, могла бы. Думаю, оставят выбор, - он замолчал. – И выбирать нужно с разумом. А не говорить людям, что это для славы. Нет ничего почетного в смерти… - он замолчал слишком поздно и посмотрел на меня, бледнея. – Прости, - сказал он, и я отмахнулась от его извинения. – Ты училась в аптеке. Тебя захотят для этого.
– У меня нет лицензии.
– Если так продолжится, им будет все равно. Я был кузнецом, и смотри на меня теперь, - он указал на окровавленную форму.