Спящий принц
Шрифт:
– Не надо. Я не хочу твое сочувствие.
– Нет. Конечно, нет, - я сглотнула, успокаивая себя. – Скажи хоть, это больно?
Он медленно выдохнул, сделал два шага по комнате и опустился на деревянный стул.
– Это не больно, - сказал он сухо, слова были полны осколков стекла, царапающих мою грудь изнутри.
Он склонил голову, и я смотрела, как он разглядывает потрепанные перчатки, и порой было видно потемневшую кожу.
– Что это?
Он долго молчал, смотрел на свои руки, а я ждала, покачивая носками, радуясь, но и ощущая вину.
– Это не заразно,
– Нет, - сказала я, повысив голос, вдохнула и заговорила осторожнее. – Сайлас, прошу. Я аптекарь. Я видела… болезни раньше.
– Это не болезнь.
– Тогда что…
– Это проклятие, - рявкнул он, глядя на меня. – Проклятие зельеварщиков. У всех алхимиков есть проклятие. Это – мое. И называется оно Нигредо.
– Это… пропадет? Лечится? – я старалась говорить ровно, отгоняя страх.
– Если бы у меня был Эликсир, да. Тогда это снова была бы нормальная кожа.
– Ты можешь сделать еще? – спросила я.
– Могу. Но на мне он не работает. И никогда не работал. Я мог бы использовать Эликсир других зельеварщиков. Конечно, и они борются со своим Нигредо. Пока я не даю им свой Эликсир… Понимаешь проблему?
Я кивнула, промолчав. Он склонил голову и принялся играть с перчатками, опустив плечи, и я хотела подойти и обнять его. Но знала, что он не позволит, потому замерла, позволяя тишине строить стену между нами, пока молчание не стало невыносимым.
– Почему? – спросила я. – Почему так происходит? Я о проклятье.
Он медленно поднял голову, словно забыл, что я здесь. А потом безрадостно улыбнулся.
– Алхимия, Эррин. Какой у нее принцип? Какое главное правило? Что говорят в учебниках?
– Превращение. Превращать основные металлы в другие вещества, - сказала я. – Но ты человек.
– А в венах человека кровь, полная железа… - медленно сказал он, и мой рот от ужаса раскрылся. – Каждый раз, когда алхимик исполняет превращение, часть его меняется, и никто не знает, какая именно. Ногти, уши, легкие, сердце… - он замолк.
Я открыла рот, чтобы спросить, изменялся ли он где-то еще, но он покачал головой.
– Только моя рука. Пока что. Но будет хуже, я уверен. Если я продолжу.
– Тогда нужно остановиться, - что-то мелькнуло на его лице, но я не успела понять, что это. – Это того не стоит, - сказала я. – Ты мог умереть. А если в следующий раз это будет не рука, а твое сердце или легкие?
Он посмотрел на меня.
– Это спасло тебе жизнь. И может спасти еще многих.
– Но из-за этого умрешь ты, - он отвел взгляд. – Погоди. У всех алхимиков есть проклятье? И у Спящего принца? Когда он делает голема всякий раз, что с ним случается?
Сайлас покачал головой.
– Если бы.
– А почему нет?
– Ты знаешь, что Аурек и Аурелия были первыми алхимиками? Они родились с этим, у них были лунные волосы и золотые глаза, но никто не знал, что это значит. Когда им было по восемь, у Аурека пошла кровь из носа, капли попали на железные шарики, которыми он играл. И они превратились в чистое золото. С согласия короля проводили эксперименты, и они открыли, что кровь Аурека превращает основные металлы в золото, если коснется их, а еще, что ужасно, оживляет глину, если ее коснуться. Кровь Аурелии сначала ничего не делала, пока один настойчивый ученый не добавил ее кровь в воду и не выпил это. Он тут же заметил, что синяки пропали, а подагра унялась. Брали все больше крови, и те, кто пил это, исцелялись от всего, что их тревожило.
Я скривилась от отвращения, но не была удивлена.
– Я же рассказывал, что у Аурека было много детей, и их растили во дворце? Они пытались использовать кровь детей, надеясь, что они унаследовали дар, но ничего не получилось. Не сработало. Они пробовали с маленьким и большим количеством крови, но железо оставалось железом, а вода - водой. Они чуть не убили девочку, забрав у нее слишком много крови. Потому Аурелия забрала их, когда Таллит пал, чтобы люди перестали пытаться использовать их.
– О боги, - прошептала я, пугаясь того, что всплывало в воображении.
– Люди пытались использовать и кровь Аурека, пока он спал. Они брали у него кровь, но яд, что усыпил его, казалось, остановил и его силы. И Аурелия спрятала его тело и забрала детей. Она думала, что алхимия умрет с ней, и решила прожить тихо до конца. Но дети поняли, что могут делать кровь алхимической. Кто-то из них пытался сделать зелье, чтобы разбудить отца, и один из них случайно порезал палец, капля крови упала в миску. По легенде, пошли пузыри, дым, а когда все утихло, на дне миски был кусок золота. Они нашли способ быть алхимиками, как их отец. Но какой ценой.
– Нигредо.
Сайлас покачал головой.
– Проклятие аурумщиков зовется Цитринитас. Как и Нигредо, оно влияет на них физически. Но они превращаются в золото. Они могут сделать столько золота, сколько пожелают, и каждый раз часть их тоже будет становиться золотой, - он замолчал и склонил голову. – Я всегда думал, что им не повезло сильнее. Если Нигредо остановит мое сердце, его хоть никто не попытается вырезать из груди, чтобы продать.
Я закрыла руками рот.
– Аурелия была в ярости, - сказал он, продолжив рассказ. – Она пыталась помешать им делать это, но они потребовали право выбора, и она сдалась, сказав, что с девятнадцати лет они смогут решать за себя. Она запретила все другие формы экспериментов, боясь того, что может получиться. И кто мог винить ее после того, что она видела в Таллите? Сестры поддержали это правило. Отсюда и неспособность делать свои яды. Мы можем создавать Опус Магнум, только его. Нас никогда не учили.
Я повторила беззвучно «Опус Магнум», а он продолжал:
– Аурелия вышла замуж, у нее появились свои дети, и она предложила им такой же выбор, - он посмотрел на свои руки. – Аурелия не знала, что за проклятие будет у них, но вскоре стало ясно, что оно отличается от Цитринитаса. Мы не знаем причину этого, но что-то в крови отличается от Аурека и Аурелии. Вся современная алхимия начинается с одинакового базового зелья, делаешь ты Эликсир или золото. Разница в крови.
– О, Сайлас, - выдохнула я, голова кружилась. – Так зелье, что ты зовешь Эликсиром, придумали, чтобы разбудить Спящего принца?