Спят усталые игрушки
Шрифт:
«Доктор наук, профессор, лауреат премии Макаренко – Радько Михаил Андреевич. Злостное хулиганство с нанесением тяжких телесных повреждений в составе преступной группы. Пять лет».
– Нравится? – гордо спросил начальник колонии, увидав обалдевшее лицо гостя. – Кучу денег потратили на оформление. Пришлось в городе заказывать.
Не найдя сил для ответа, Михаил Андреевич только кивнул. Но он еще не знал, что ждет его впереди. Основной сюрприз администрация приберегла под конец. Где-то около девяти вечера, когда программа визита оказалась полностью выполненной, «хозяин»
– Не хотите на коечку свою посмотреть в отряде?
Пошли в барак. И здесь Радько ждал последний, сокрушительный удар. Подойдя к двухэтажной, выкрашенной синей краской железной кровати, преподаватель обнаружил небольшую табличку, намертво приделанную к изголовью:
«На этой шконке спал будущий профессор, доктор наук, осужденный Радько. Ты тоже можешь добиться успеха, если твердо встанешь на путь исправления».
На обратной дороге Михаил Андреевич и Колян молчали, переживая увиденное.
– Жуткое зрелище, – жаловался профессор, – хотя, конечно, местное начальство преследовало благородные цели.
Очевидно, и дирекция интерната, куда я тем временем приехала, тоже хотела положительным примером повлиять на детей. Фотографии выглядели одинаково – мальчики в черных пиджаках и галстуках, девочки – в белых блузках, с брошкой у горла. Наверное, и сюда фотограф приезжал со «спецодеждой».
Но внутри детский дом оказался на редкость уютным. Светлые, чистые коридоры, застеленные ковровыми дорожками. По стенам, как в обычной квартире, развешаны полки, забитые книгами. Судя по потрепанным корешкам, их часто читают. Подойдя поближе, стала разглядывать названия: «Кошмар ковбоя», «Монстры из Фрибурга», «Замок привидений».
– На первом этаже ужастики и детективы, – раздался голос за спиной, – на втором – классика, а выше – учебная литература: справочники, пособия, энциклопедии…
Я повернулась. Серьезная девица лет семи в больших круглых очках улыбалась мне.
– Как интересно, – протянула я, – у вас книги не в библиотеке… Их можно брать просто так, без записи?
Девочка возмутилась:
– А вы дома что, в тетрадочке отмечаете?
– Нет, конечно.
– Ну а это наш дом, – сообщила малышка, – мы одна семья. Вам кого надо?
– Директора.
– Идите за мной, – скомандовал ребенок.
Мы почти побежали по извилистому коридору. Двери некоторых комнат оказались открытыми, и я увидела, что в них всего по две кровати, застеленные красивыми пушистыми пледами. Приглядевшись повнимательней к любезной спутнице, отметила ее симпатичный новый костюмчик с забавной картинкой на груди, аккуратные тапочки с помпонами, яркую махрушку, стягивающую блестящие, чисто вымытые волосы, многочисленные фенечки. Ребенок непрерывно перемалывал жвачку. Девочка совершенно не походила на несчастную голодную сироту.
– Почему ты не в школе? – поинтересовалась я на бегу.
– Вчера кашель начался, – отозвалась малышка, – дедушка наказал дома сидеть.
Все сразу стало на места. Девчушка не сирота, а дочка кого-то из педагогов.
Подлетев к двери с табличкой «Вход разрешен», моя спутница распахнула
– Дедуля, к тебе.
Пожилой, абсолютно лысый мужчина строго поглядел из-под очков.
– Спасибо, Леночка, только почему по коридорам носишься? Мама знает, что ты не в кровати?
Лена замотала головой.
– Давай немедленно под одеяло, – велел дед, – а то скоро папа придет, вот тебе достанется!
Леночку как ветром сдуло.
– Чему обязан? – поинтересовался директор.
Я открыла рот, но тут в кабинет вошли два парня, по виду одиннадцатиклассники.
– Дедуля, – завел один, – прямо не знаем, что и делать…
– Жулька-то умерла, – добавил второй. – И как теперь мелкоте сообщить, рев поднимут!
– Потом, ребята, у меня посетитель, – строго ответил дед.
Парни ушли, но поговорить не удалось, потому что ровно через секунду в кабинет влетело человек пять бойких ребятишек.
– Дедушка, – звенели они на разные голоса, – погляди, исправили, теперь отпустишь?
Директор замахал руками:
– С этим вопросом к родителям.
– Ну дедуля, – заныл хор, – прикажи им, они тебя послушают.
– Не мешайте деду, – послышалось из коридора, – не видите, у него посетитель.
Малышня унеслась. Директор встал, распахнул дверь и перевернул табличку, теперь на ней значилось «Просьба не входить».
– Извините, – улыбнулся он.
– Сколько же у вас внуков? – удивилась я.
– Шестьдесят восемь, – прозвучал серьезный ответ.
Я ахнула:
– Сколько?
Директор рассмеялся:
– Заведую интернатом всю жизнь. Смело могу сказать: наш дом уникальный, других таких нет. Остальные только кричат о том, что детям следует создать человеческие условия, да требуют денег, а мы живем одной семьей. И у каждого своя роль. Я – дедушка, Сергей Филиппович, самый главный, мое слово – закон. Есть у нас две бабушки, мама, папа, дяди, тети… Ну а дети все друг другу братья и сестры. Обедаем, завтракаем и ужинаем по часам, но ходить на кухню пить чай, кофе или какао никому не возбраняется в любое время. Отбой и подъем на рабочей неделе строго фиксирован, зато в выходные кто хочет спит до полудня. Книги для всех, игрушки тоже. У девочек постарше – косметика, кое-кто из старшеклассников курит, но тут строгий договор – только в отведенном месте. И никаких общих дней рождений раз в месяц. Каждый получает подарок и поздравления в свой день.
– Как же вам такое удалось?
Сергей Филиппович развел руками:
– Коллектив замечательный, люди по тридцать-сорок лет вместе работают. А из новеньких удерживаются только родственные души. Злые, жестокие отпадают сами собой, они просто не вписываются в обстановку.
– Ну а деньги откуда? Сейчас все плачут, что голодно!
Директор хитро улыбнулся:
– Мы же семья, и остаемся родственниками, даже когда дети уходят в большую жизнь. Выпускников много, все помогают. Один телевизоры купил, другой игрушек привез, третий – картошки. Лечимся у своего врача, стрижемся у своего парикмахера, ремонт собственными силами делали, а материалы Леня дал, он теперь магазин большой держит.