Спят усталые игрушки
Шрифт:
Накануне вечером оперативник славно погулял на свадьбе у близкого друга, закусил, потанцевал и, конечно же, от души выпил. Если говорить точнее, изрядно перебрал, до полного отсутствия рефлексов. Утром проспал, вскочил в половине девятого и небритый, нечесаный, в помятом свитере да грязных джинсах рванул на работу.
Подследственного же из СИЗО привезли как назло аккуратно выбритым, в строгом костюме, при галстуке. Воришка благоухал одеколоном и сверкал напомаженной шевелюрой.
Приковав к себе наручниками уголовника, опер, охая от
И здесь произошло непредвиденное. С криком «Ах ты, гад ползучий» хозяйка накинулась с кулаками на… опера. Воришка покатывался со смеху, глядя, как озверевшая баба молотит кулаками милиционера по лицу, яростно выкрикивая: «Будешь знать, сволочь, как честных людей грабить». Конвойные кое-как оторвали потерпевшую. Поняв ошибку, хозяйка стала извиняться, но следственный эксперимент все равно не состоялся.
– Молодой очень, – вздыхал Николай Васильевич, – вот и не знает, что для подследственных выезд из СИЗО – важнейшее дело. В камере и костюмчик найдут, и одеколончик, и носовым платком снабдят, чтобы прилично выглядел… А вы с чем пришли, Дарья Ивановна?
– Скажите, Николай Васильевич, можете затребовать дело из архива?
– Какой срок давности и кто занимался?
– Вот год не назову, судью звали Анна Перфильевна.
– О-о! – живо отреагировал Николай Васильевич. – Соколова!
– Знаете такую?
– Ну кто же ее не знает. Кровушки у сотрудников литры выпила. Никаких адвокатов ей не требовалось, в делах копалась сама, любую неувязку с ходу видела. Доставалось нашим от нее по полной программе. Чуть что, заявляет: «Нас поставили соблюдать социалистическую законность», и бац – дело на доследование. Начальство на всех совещаниях взывало: «Оформляйте дела так, чтобы Соколова не придралась!» Я-то ее застал, когда она уже в городском суде работала. Въедливая баба. Если видела хоть малейший повод отпустить – моментально освобождала. И никто ей не указ, никого не боялась. Теперь таких судей что-то я не вижу.
– Почему вы о ней в прошедшем времени говорите? – осторожно поинтересовалась я.
– На пенсию ушла, – пояснил Николай Васильевич, – сейчас в юридическом колледже преподает, стара уже, а голова ясная, память крепкая, дела помнит! Вы с ней сначала поговорите. Только зачем вам?
– Устроилась на работу в газету, редактор заказал раскопать интересный материал о процессе прошлых лет, сектанта судили…
– А… – успокоился капитан. – Пишите, конечно, люди любят про такое читать…
Получив адрес колледжа, где трудилась «железная» Соколова, я поехала домой.
В холле сиротливо стоял небольшой кожаный чемодан. Аркашка вернулся из Индии. Я поднялась к нему в комнату.
– Как поездка?
– Хорошо, – вяло ответил Аркадий, лежа в кровати.
Я насторожилась. Занавески задернуты, свет не горит. Лицо сына непривычно красное, глаза лихорадочно блестят.
– Да ты заболел!
Сунутый под мышку градусник показал через
Молоденькая докторица, чуть выше Маруси ростом, войдя в комнату, сразу же попросила:
– Раздерните шторы.
В свете уходящего дня стало видно, что лоб и щеки Аркашки покрывают жуткого вида нарывы. Причем выскочили они только что, буквально за последние десять минут.
Девчонка растерянно обозревала больного, потом честно призналась:
– Я в затруднении, сейчас вызову более опытных.
Через полчаса появилась дама лет пятидесяти, с грузным лицом. Уставившись на почти потерявшего сознание Кешу, она пробормотала:
– Ну и ну, что за дрянь такая?..
Потом ее взгляд упал на использованный билет Аэрофлота, валяющийся на тумбочке, и она спросила:
– Откуда вернулся?
– Из Индии.
Врач моментально выскочила в коридор и, схватив телефон, заорала:
– Восемнадцатая, немедленно ко мне, тревога номер два.
Я ничего не понимала.
– С кем контактировал больной? – накинулась на меня эскулапша.
Я пожала плечами:
– Ни с кем, его жена на работе, сестра болеет, дети с няней в доме отдыха.
Мы отправили близнецов с Серафимой Ивановной на отдых, как только заболела Маня, подальше от инфекции.
– Кто еще в доме?
– Домработница и кухарка.
В этот момент, страшно воя, во двор влетели два «рафика». Оттуда вылезла целая команда странно одетых людей. Все укутаны в брезентовые комбинезоны, на ногах нечто, напоминающее сапоги, на лицах резиновые шлемы, огромные очки и респираторы. Четверо держали в руках баллоны с распылителями, трое тащили носилки.
– Где? – спросил один.
– Второй этаж, – ответила врач.
Санитары, гремя носилками, понеслись наверх, перескакивая через ступеньки. Оставшиеся принялись методично обрызгивать едко пахнущей жидкостью холл.
– Что вы делаете? – возмутилась я.
Но никто не ответил. Бригада действовала быстро, ловко, споро. Не прошло и двух минут, как появились носилки. Я обомлела.
Кешу упаковали в большой черный мешок, как труп. Только лицо открыто, но на нем холщовая маска, респиратор и очки.
– Что это? – пробормотала я.
– Собирайтесь, – велел командный голос.
– Куда?
– С нами поедете.
Из кухни вышли с обалдевшими лицами Ирина и Катерина.
– Зачем? – недоумевала я.
– Тревога номер два, – пояснил глухо голос.
Из-за дурацкой одежды непонятно, кто с вами разговаривает – мужчина или женщина.
– С места не сдвинусь, – твердо заявила я, усаживаясь в кресло, – пока не объяснитесь…
– Тревога номер два! – с ударением повторило существо неизвестного пола.
– Ваш сын привез из Индии черную оспу, – пояснил один из врачей, таскающих баллон, – всех общавшихся с ним необходимо изолировать.
В висках мелко-мелко застучали молоточки, Ирка взвизгнула.