Сражайся как девчонка
Шрифт:
— Где дедушка? — продолжал вопить Симон, и тощий высокопарно ответил:
— Не кричите, юноша. Разбудите господина Мижану.
Я обошла телегу по широкой дуге. Лежал, как было несложно догадаться, пресловутый господин Мижану, но интересовала меня не телега, а лестница на сторожевую башню.
— Эй, ты, куда ты пошел? — Голос я узнала. Тот самый второй, нетерпеливый, и сейчас он тоже проявлял нетерпение. Я прикинулась, что не только немая, но и глухая.
Я начала подниматься по лестнице, держась за перила. Организм вытворяет странные вещи: то черпает ресурсы ниоткуда, то вдруг, как теперь, напоминает, что его возможности не безграничны. Боль вернулась, и чтобы отвлечься от нее, я посмотрела вниз. Конечно, да, мой приказ забыли, как только я повернулась спиной, и все уже стояли возле телеги. На площади появились еще люди — скверно. Нам надо всем, кто уже здесь, покинуть эту огненную ловушку как можно скорее.
Я остановилась на площадке и посмотрела на город. Горит. Горит сильнее, чем раньше, но это пока нет ветра. По прошлой ночи я точно могла сказать, что он поднимется чуть позднее, это приморский город, климат в нем стабилен. До того, как поднимется ветер, мы должны отсюда уйти.
Плохо, плохо. Помимо того, что двое знают, что я девушка — Жак и Фредо, причем Жак стопроцентно, — есть еще человек, перед которым я притворялась не тем, кто я есть.
С этой паршивой мыслью я толкнула тяжелую дверь башни, и она, к моему изумлению, отворилась легко, как декорация из папье-маше.
— …Дам! — оглушил меня голос. — Хоть триста гольденов, Жак. Хоть пятьсот.
«Дом на эти деньги можно купить», — вспомнила я.
— У господина Мижану нет трехсот гольденов, — с мнимой покорностью ответил Жак. — Есть двадцать. Двадцать гольденов тебе, Ару, и двадцать тебе, Кристофер. Это хорошие деньги, чтобы вы открыли ворота.
— А ты еще кто?
Да, странно было бы, если бы мой приход остался незамеченным. И как играть? Покорность Жака и деньги Мижану не помогают.
— Разве это так важно? — я дернула плечом. — Нас десять человек, там женщины и дети, у нас нет ни единого гольдена, и мы просто хотим покинуть город, вот и все.
Вся надежда сейчас на то, что Жак поймет и мне подыграет. Осознает, что его тактика успеха не имеет, а вот моя может сработать, если он поможет мне.
— Думаешь, если ворота заперты, то это просто так? — сощурился на меня толстый стражник. — Чтобы мы просили побольше денег? Которые нам все равно никто не даст? Здесь остались одни нищеброды.
— Город горит, — возразила я. Жак косился на меня очень недобро. — Если не открыть ворота, люди передавят друг друга, пытаясь спастись.
— Подумаешь, загорелись два-три дома, — отмахнулся второй стражник. — Как загорелись, так и потухнут.
Все может быть. А может, нет.
— А если нет?
Я поймала взгляд Жака. Старый ты лис, тебе не меньше моего нужно отсюда выбраться, и этот господин в телеге явно обещал тебе целое состояние, из которого ты согласен отдать десятую часть.
— Я скажу тебе, что будет, — я снова повернулась к стражнику. — Ворота будут закрыты до тех пор, пока вы сами не поймете, что пора бежать. И к тому времени площадь будет забита людьми. Они будут пытаться взобраться на стены, кому-то это удастся, и их тут же стащат — чтобы уцепиться или потому, что нечего быть более везучим и ловким. Кто-то уйдет, но их будет мало. Ворота будут раскачивать — без результата. Остальные начнут штурмовать башню. У них не получится — лестница узкая, дверь вы запрете. Но когда пламя начнет лизать крыши домов вокруг площади, вы захотите открыть дверь… И лица людей будет последнее, что вы увидите. Вас разорвут голыми руками. А остальные… Мало кому повезет спастись, большинство навсегда останется на этой площади — растоптанные, раздавленные…
— Хватит! — заорал толстый стражник. — Хватит, заткнись, замолчи, ты…
Тощий сильно его толкнул, я не подозревала такой силы в тщедушном теле.
— Он говорит с Молчащими, — прохрипел тощий. — Ты не понял?
— Он был в Реккате, — взвизгнул толстый.
— Нет, не был. Я даже не знаю, где это, — покачала головой я.
— Но он рассказал про пожар в Реккате! — толстый отскочил в сторону и от меня, и от тощего напарника. — Оттуда мало кто выбрался…
Я не была в Реккате, идиоты. Я видела многое пострашнее и делала все, чтобы такого больше не повторилось. Каждый раз катастрофы одни и те же, они лишь вместе с веками меняют причины и масштабы. И количество жертв.
— Какая разница, был он там или не был, — Жак постарался их перекричать — получилось, стражники посмотрели на него. — Здесь будет то же самое. Возьмите гольдены и откройте ворота, пока еще есть возможность остаться в живых.
Толстый стражник переглянулся с тощим, и тот указал рукой на дверцу — вроде бы на балкон, мол, я вам сейчас покажу.
Стражник распахнул дверцу, и я увидела серебряное от миллиардов звезд небо. В городе оно точно такое же, но там, за стенами, небо было свободным. А стражник вышел на балкон и махнул нам.
— Закрой-ка дверь, Ару, а то сбудутся слова этого… монашка, — проворчал он. — Раньше, чем мы с тобой думаем. А вы двое, идите сюда. Жак, ты знаешь, почему люди выходили только с капитаном?
Жак подтолкнул меня к балкону. И это зачем? Ты, менеджер по кобылам, должен не на их стороне быть, а на моей! Но я пошла, мне ничего больше не оставалось.
Каменный балкон, но кажется ненадежным. Не украшение, не укрепление, и тогда он здесь для чего, чтобы атакующим было проще забраться на башню? Я подошла к перилам и глянула, что внизу: ров, заполненный водой, а в нем… О боже.
— Тенкелы, — Жак положил мне руку на плечо. Проклятье! — Спящая смерть.
— Это их они так боятся? — пробормотала я. — Этих… водных… зверей?
— Нет, — ответил Кристофер и вытянул руку. — Тенкелы не повернут головы, пока кто-то не заплещется в их логове. Но если открыть ворота… смотри туда.
Я проследила в направлении, куда он указывал. Ничего. Степь или лесостепь, или что-то похожее, я могла различить кустарники, редкие деревья, холмы и белые в свете ночи соцветия каких-то трав. И огни, мелкие, будто бы светлячки кружили между холмами.
— Канвары, — спокойно сказал он. — Они совсем близко. Чуют поживу.
— Ворота закрыты, — я всматривалась: кто это? Твари или же люди? — Это от них вы прячетесь?
Здесь нет огнестрельного оружия? Я покосилась на Кристофера: у него за плечом нечто, смахивающее на древний штуцер, но я ни черта не понимаю в оружии. Заряжать его все равно целая эпопея.
— Если канвары войдут в город, крестьянский бунт покажется детской шалостью, — пояснил Жак. — Пока убийства — ради домов и денег, ради еды. Канвары истребят всех до единого просто потому, что смогут. Не видела, — на мое счастье, он проглотил последнее слово, опомнившись в последний момент, — что они тащат как добычу? Обломки бочек. Бревна. Черепки.