Сражения Космического Десанта
Шрифт:
Война закончилась — началась резня. Из опалённых сопел священных огнемётов вырываются брызги химического огня. Болтеры грохочут в неумолимом ритме. Земля завалена корчащимися горящими телами.
Сложная вентиляционная система подземного города не справляется с очисткой воздуха. Огонь пожирает кислород раньше, чем космические десантники и сёстры битвы успевают его вдохнуть. Во время продвижения по склону имперцы надели противогазы, сейчас им пришлось снова так поступить, чтобы не задохнуться внутри кратера.
Шахты
Геологический памятник планетарной власти занимал километры огромной пещеры. Собор был неотъемлемой частью скалы — его колонны и укрепления вырубили в стенах пещеры, нависавших над расплавленным потоком. На мгновение текущее озеро магмы напомнило Храмовнику подземную реку в одном из многочисленных человеческих мифов.
Последние выжившие мятежники бегут от наступающих имперцев, заполонив земляной мост перед храмом. Они умирают, убитые в спину.
Верховный маршал Людольд ведёт воинов по каменному пролёту над расплавленной бездной. Он указывает клинком на украшенные ангелами стены еретического собора, и вперёд устремляется кричащая волна чёрных рыцарей.
— Уничтожьте генераторы, — раздаётся приказ Винкула в треске вокса. — Я хочу, чтобы небесные шахты открылись раньше, чем солнце взойдёт над этой никчёмной планетой.
Ему вторит верховный маршал:
— И убейте всех до единого в храме.
Мечи вонзаются глубоко в плоть, и кровь стынет в жилах. После казней они находят архиеретика — он один, без оружия и плачет. На нём нет ниспадающей жреческой мантии, и он не восседает на украшенном троне из золота и вулканического стекла. Они находят человека в шахтёрской спецовке и в респираторе, который задумчиво молится на коленях на зубчатой стене собора. По щекам предателя серебрятся медленно текущие слёзы. Но он даже не открыл глаза, когда сзади приблизились убийцы.
Гримальд один из них — стоит за плечом сеньора. Он напрягся от нетерпения, желая первым шагнуть вперёд. Людольд останавливает его жестом.
— Нет, — говорит верховный маршал чёрному рыцарю. — Не ты.
Цепной меч Храмовника жужжит в тихом неподвижном раскалённом воздухе.
Винкул — такой смертный и такой тщедушный — выходит вперёд. Рядом с космическими десантниками он
— Именем Бога-Императора Человечества, — обращается он к стоящему на коленях еретику, — я объявляю тебя diabolus extremis. Ты не имеешь права жить в галактике Его Божественного Величества.
— Вы не понимаете, — отвечает плачущий культист. Он не двигается и не пытается убежать, когда Винкул подходит сзади, неся смерть на коротком силовом клинке. — Я — сосуд. Всего лишь сосуд.
Острие священного меча касается позвоночника врага. Инквизитор собирается с силами перед ударом, который положит конец предателю и войне. Еретик смотрит заплаканными глазами на рыцарей:
— Простите меня.
— Остановитесь, — выступает вперёд Гримальд, предупреждающе поднимая руку.
— Остановитесь! — поддерживает его Мордред, произнося те же слова и отдавая тот же приказ.
Лезвие глубоко вонзается в тело человека. Называвший себя сосудом падает на камни, умирает и разваливается на куски, высвобождая содержимое. Из раны вырывается поток скверны, призрак маслянистого дыма превращается в растущее облако и впивается в выпученные глаза и открытый рот Винкула. Вдохнув, инквизитор обрекает себя на смерть.
Реклюзиарх первый срывается с места, высоко подняв крозиус. Спустя удар сердца за ним с ревущим цепным мечом бросается Гримальд. Инквизитор кричит, отступая, и скрюченными пальцами вырывает глаза. Они легко вываливаются из глазниц вместе со свисающими внутренностями, и он держит их так, словно протягивает двум атакующим рыцарям.
Винкул падает и визжит, его рвёт влажной чернотой, которая не может существовать в человеческом теле. Мордред и Гримальд рубят его на куски, как будто пытаются вырезать скверну из новой оболочки. Инквизитор смеётся и извергает мерзость. Воздух вокруг сгущается, как перед раскатом грома. И он грянул — тело Винкула взрывается изнутри.
С последним мощным ударом опускается беспричинная и беспросветная тьма.
Первым, что он почувствовал, оказалась привычная боль израненного тела. Жизнь — это война, а война — это боль: эту истину он постигал множество раз. В ней нет ничего неизвестного, он видит её точно также как гаснущие биометрические показатели на ретинальном дисплее. Боль всего лишь означает, что он ещё жив.
Гримальд поднимается, ботинки глухо стучат по опалённому каменному мосту над пропастью жидкого огня. Доспех на полпути к полному уничтожению: обожжён, исцарапан и пробит. Из силовых кабелей вместо крови бьют искры. Взрыв обрушил собор и расшвырял имперцев по всей пещере. Огромные куски кладки продолжают дождём падать в пламенную бездну.