Сразу же после убийства
Шрифт:
Эти несколько минут парения, вырванные из вечности, всегда были мгновениями экстаза, а наркотик во много раз усиливал все ощущения. Она парила как птица, свободно раскинув руки и ноги, не ощущая тела, а только острое возбуждение, сравнимое с сексуальным, но очищенное от земных страстей, от грязи, от греховного. Неземное наслаждение, накрывавшее ее то теплой, то холодной волной. Оно возникало между четвертым и пятым позвонками и от спины шло по бокам, к животу и внутренней поверхности бедер. Она не чувствовала не только веса тела, но и тяжести амуниции, сковывавшей ее и мешавшей свободе движений на земле. Ощущать полет не мешали кожаный комбинезон, два тяжелых армейских парашюта - основной и запасной, два кислородных баллона, маска, темные очки и защитная каска… Над землей свободно парила ее душа. И только здесь, на высоте, она чувствовала себя по-настоящему свободной.
Мысли ее, описав круг, вернулись к Джекобу Бернзу. Старый динозавр, мастодонт, человек из прошлого, пытающийся спасти будущее… Ей кажется, что она могла бы помочь ему, она так ясно представляет себе будущее, как если бы побывала в нем.. Он влюблен в нее, хотя и пытается это скрывать. Как он смешон со своей старческой любовью, стыдится ее, он совершит по-настоящему геройский поступок, признавшись в своем поражении. И он боится будущего, того будущего, которое соединит их.
Будущее уже настигло их. Этот старый чудак из Гондваны в самом деле оказался провидцем. Наше сознание может перемещаться не только в пространстве, но и во времени. Через несколько десятилетий во все школьные учебники войдет закон, который получит название «Закон Бернза-Фетести». Она увидела это совершенно четко, несколько строчек, напечатанных жирным типографским шрифтом, свободно вплыли в ее мозг… Она Дернула за кольцо парашюта, почувствовала толчок - текст из учебника рассыпался, но это ничего уже не меняло… Начиналась новая эпоха.
Две тысячи пятьсот футов. Земля стремительно приближалась. Она не взглянула на высотомер, когда дергала за кольцо парашюта, ей незачем было уточнять высоту. Две тысячи пятьсот и ни футом меньше, ощущение времени и пространства вошло ей в кровь и пульсировало по кровеносным сосудам. Она была готова к новой жизни. А другие?.. Она поймала себя на том, что с тревогой думает о Марло. Бедный мальчик… Ужас сковал ее, она вдруг почувствовала, что ей нечем дышать… Она едва не потеряла сознание в тот момент, когда ноги ее заскользили по зеленой траве аэродрома.
– Простите, сэр, - сказал Григсон.
– Я не смогу больше быть вам полезен. Я хочу уволиться.
Бернз был застигнут врасплох.
– Что-нибудь не так, Григсон? Тебе не нравится у нас? Тебя раздражает эта работа?
– Нет, сэр. Отношение. Вы не любите меня. Я не смогу это больше выдерживать.
Бернз отвернулся, стыдясь посмотреть Григсону прямо в глаза. Да, он виноват. Он не делал различий между секретарем и пишущей машинкой. Человек или вещь - это ему всегда было безразлично. То и другое легко приобреталось за доллары. И вот оно взбунтовалось. Ему не нужны были другие личности в этом доме, а лишь механизмы. Он вытравливал из людей, обслуживавших его, все личное, и делал это с наслаждением. Он муштровал слуг, добиваясь не просто беспрекословного исполнения, а автоматизма. И вот финал. Скоро он останется один, в пустоте, не нужный даже собственной жене и сыну. Жена в это время, вероятней всего, делит постель с одним из тех, кто вытеснил его с политической арены. Заставил уйти в преждевременную отставку, в небытие, в пустынные пространства Гондваны…
Его сын… Еще одна его неудача. Ему внезапно захотелось увидеть своего ребенка, поговорить с ним, выяснить, что его беспокоит в этот момент. Неужели они никогда не смогут понять друг друга? И пути к пониманию и примирению нет? Ну что ж, в конце концов, он готов даже на унижения.
Он прошел в то крыло здания, в котором были апартаменты Марло. Он не был здесь уже года два. Он шел по коридору, в очередной раз удивляясь тому, какой безудержной фантазией природа оделила его сына. Здесь, как и на площадке для игры в сквош, тоже побывали сумасшедшие дизайнеры. Интерьер полностью преобразился. Коридор и небольшой холл перед спальней и кабинетом напоминали отсеки орбитальной станции, увиденной фантастом. Электронная аппаратура, звуковая и световая, кабели, светильники, схемы и рисунки на стенах, в основном пейзажи далеких планет… Странные надписи… Не только на стенах, но и на потолке… ХРАНИТЕЛЬ ЗНАНИЯ ХРАНИТ МОЛЧАНИЕ… ПРИРОДНАЯ ГЛУПОСТЬ ЛЬВА: ЖИЗНЬ ПОЖИРАЕТ ЖИЗНЬ…
Жизнь пожирает жизнь… Так оно и есть. Но посмотреть на это можно под разными углами - с позиций оптимизма или пессимизма… Он подошел к двери кабинета, приспособленного под игровую комнату… Постоял, не решаясь войти внутрь. На него вдруг повеяло холодом, враждебностью… За этой дверью не было будущего. Дело не только в том, что его снова вытесняли молодые… Да, он старый конченый человек, типичный неудачник. Потерпевший неудачу политик, историк, философ… муж, семьянин, отец… Долго можно перечислять… Для молодых он как бы уже умер, причем давно. Но за этими дверями не только его личная смерть, там таилась угроза для всего человечества, для уже живущих и тех, кто еще не родился, они и не родятся никогда, у них нет будущего. Бернза затошнило. Пересилив себя, он открыл дверь и вошел в кабинет.
Рассел Кромптон спрятал лицо между обнаженными женскими бедрами, с удовольствием вдыхая пряный, теплый запах женщины и касаясь губами складчатой плоти, благоухающей после ванны и чисто выбритой. Этого ему было вполне достаточно - нежность и покорность, ничего больше от Мириам и не требовалось, но он вынужден был еще выслушивать ее лепет.
– Охранники лгут. Это же ясно, как Божий день… Что это значит: «никто не входил и не выходил из кабинета»? Чушь несусветная… Конечно, они тоже замешаны в убийстве Президента.
Меньше всего Кромптону сейчас хотелось говорить об убийстве. Он произнес устало:
– Охранников допросили. У нас умеют это делать. Они непричастны. И кончим об этом.
– А что это был за документ, который исчез со стола Президента? В нем наверняка ключ к разгадке.
– Не строй из себя детектива. Документ этот назывался «Проект Ганвелла». Но это очень секретная информация. Ладно уж, скажу. Речь там шла об одном открытии - о наркотике. Если это будет внедрено, вся жизнь на шарике изменится. Структурная перестройка сознания. Но нужен строжайший контроль… Если это выплывет не там, где надо, - всему конец.
– Еще один наркотик?!
– разочарованно протянула она.
«В постели все одинаковые, - подумала она, - выбалтывают любые секреты… Может, и не детектив, но что не дура - это уж точно».
Это был третий Государственный Секретарь, с которым она спала и могла их сравнивать, зная о них не понаслышке.
– Если бы ты знала, как тяжело мне сейчас приходится… Я буквально разрываюсь на части. Совещания, слушания, переговоры, согласования, голосования в Конгрессе и в Сенате. Мы скоро превратимся в машины для голосований… Принимаем решение за решением, а что проку?!
– Разговорами о политике я могу заниматься и дома, - сказала она, выскальзывая из-под него.
– Ложись-ка на спину, лентяй… Расскажи мне лучше о «лунатиках», ну тех, что «повернулись», ты мне в прошлый раз рассказывал о парнях, которые прибыли с Луны… Они ведут себя по-прежнему? Знаешь, Марло совершенно зациклился на своей Луне… С ним очень трудно общаться теперь, ему не становится лучше, я очень боюсь за него…
– Напрасно ты приучила его к наркотикам…
– Это наши с ним дела… Я не собираюсь обсуждать это с тобой… Пойми, он очень болен, и без наркотиков ему бы пришлось совсем худо… Конечно, он к ним привык и теперь требует, чтобы я ему доставала все более сильные, и сейчас действительно появился какой-то новый, очень хороший, он от него в восторге… Ничего не поделаешь, я должна заботиться о нем, это ж мой родной мальчик, а я ему хоть и мачеха, но не злая… Вот так, мой дорогой, тут мы с тобой на разных позициях…