Среди овец и козлищ
Шрифт:
Датировано 20 июня, днем накануне ее исчезновения. Теперь он знал, как она провела последнюю неделю, с ее собственных слов: «Мясник (заказать мясо), библиотечные книги, оптика, лотерейные билеты для «Легиона», договориться с маникюршей». Он представил себе путь в тот день, людей, с которыми она останавливалась поболтать. Каждый любил поболтать с Маргарет. Она прошла по Хай-стрит от одного конца до другого, переходила от одного разговора к другому. Пыталась найти в каждом хоть что-то.
Он задумался: можно ли извлечь хоть какую-то пользу из этого списка. Осмотрел ковер в поисках очков и увидел, что они затаились между пакетиком с мятными леденцами «Поло» и щеткой для волос. Крохотный винтик выпал из крепления, и одна дужка безвольно свисала вниз. Он затаил дыхание. Возможно, винтик остался
Догадка пронзила его через несколько секунд. Он встал, точно громом пораженный. Очки. Мятные леденцы «Поло». Щетка для волос. Все разбросано по ковру.
«Дом номер одиннадцать, мистер Кризи. Ваша жена когда-нибудь говорила с Уолтером Бишопом?»
Он бросился открывать окно, охваченный тревогой. Дыхание короткими рывками выходило из груди. Над крышами вилась стайка скворцов, птицы кружили и поворачивали, выстраивая гармоничные фигуры на фоне выбеленного жарой неба, а он пытался отыскать глазами что-то знакомое, надежное и утешительное. Но в этой жаре звуки словно скребли по поверхности и искажали картину. Шорох щетинок метлы Дороти Форбс по асфальту, поскрипывание шезлонга, в котором сидела Шейла Дейкин, улыбки и хихиканье Грейс и Тилли, пока девочки проходили по тропинке к дому Мэй Рупер. Солнечные очки на Грейс были ей явно велики, и он наблюдал за тем, как она то и дело поправляет их, чтобы не сползали на кончик носа. Мэй Рупер болтала без умолку, размахивала руками, вертела головой, губы ее изгибались, выплевывая слова. Он видел, как Грейс полезла в карман и, что-то оттуда достав, протянула миссис Рупер. Он слышал, как Шейла поволокла свой шезлонг по траве, и его деревянная рама глухо стукнулась о край бордюра. Он наблюдал за тем, как Гарольд Форбс кричит что-то Дороти из окна гостиной. Он слышал звуки, на которые прежде не обращал внимания. Авеню ожила, словно в мультфильме, превратилась в картинку. Жара сделала свое дело, увеличила громкость звука, контрастность и яркость изображения, и теперь звуки впивались прямо ему в мозг.
От дыхания изображение замутилось, и Джон принялся протирать стекла рукавом рубашки. А когда протер, посмотрел на дом, стоявший напротив. Дом номер одиннадцать.
Ему показалось, что там, в окнах, мелькнуло его отражение, трудно было сказать наверняка, солнце слепило. И еще показалось, будто он слышал стук защелки, а затем в окне напротив возникла тень Уолтера Бишопа, который украдкой наблюдал за ним.
После чая он почувствовал себя немного лучше. Наверняка дело было не в самом чае, скорее – в процессе его приготовления. В этом ритуале – наполнить чайник водой, ополоснуть заварочный кипятком, чтобы нагрелся, затем размешать листья, добиться нужной крепости. «Постарайся отвлечься» – вот что всегда говорила ему Маргарет. Когда тебя одолевает тревога, найди себе занятие, переключи мысли. Джон стал настоящим экспертом по части «отвлечения». Он так часто старался отвлечься, что уже начал утопать в этих отвлечениях, и тогда мелкие детали окружающего мира сливались воедино в голове и создавали новую проблему, над которой стоило поразмыслить.
Маргарет считала, что муж должен найти себе хобби. Он пытался, но поиски приносили лишь новые проблемы. Для рыбалки требовалось слишком много времени и знаний, крикет казался чересчур хитроумной и сложной игрой, к тому же только Господу ведомо, сколько вредных бактерий живет в земле. И вместо того чтоб заняться хобби, он всегда делал одно и то же. Ходил в бар «Британский легион». Теперь проблема заключалась лишь в одном: именно в «Британском легионе» все это и началось. Ирония судьбы заключалась в том, что как раз тем вечером он уже собирался идти домой. Было начало декабря, заметно подморозило, поземка выписывала на тротуарах причудливые узоры.
Всего лишь вопрос времени.
11 декабря 1967 года
Снова говорит Гарольд. Джон слышит его сквозь шум других голосов.
– Хотите знать, что я думаю по этому поводу?
Никто не отвечает, но Гарольда это не останавливает и никогда не мешает ему высказаться, донести свое мнение до окружающих.
– Лично я считаю, если полиция не станет его переселять, мы должны взять это дело в свои руки. Вот что я думаю.
В ответ кивки, возгласы поддержки. Джон видит, как Мэй Рупер пнула Брайана под столом по ноге.
Гарольд стучит пальцем с обручальным кольцом по краю бокала, и Дороти моргает при каждом стуке. Дерек Беннет одним махом выпивает свою пинту, и вся компания вновь погружается в молчание.
Джону хочется уйти. С того места, где он стоит, видна дверь. Всего несколько шагов – и он уже на улице, уходит, оставляет их всех, но с другой стороны, здесь собралась вся улица. Все, кроме его матери, которая согласилась посидеть с малышкой Грейс и заодно полюбоваться, как Фред Астер дотанцует до счастливого конца фильма. Нет, это будет слишком вызывающе, если он уйдет. Все сразу поймут, что он слабак, трус и вообще никчемный человек. Придется остаться. Раз в кои-то веки он должен себя проявить. Должен обрести голос как бы в компенсацию за все эти годы молчания.
– Мы пытались наблюдать за его домом, – говорит Дерек. – И толку ноль. Даже еще больше все осложнилось. Теперь он и носа на улицу не высунет. По крайней мере, раньше мы еще могли узнать, что он там затевает.
– Такому типу нельзя позволить жить на одной улице с нами, – говорит Мэй Рупер.
Джон видит, как она под столом снова забарабанила по ноге Брайана.
– Мама права, – тут же на автомате говорит Брайан.
– Говорят, будто бы он имеет право жить там, где хочет. – Дороти все еще моргает, хотя Гарольд перестал постукивать обручальным кольцом по бокалу.
– Весь мир просто с ума сошел, – вступает Шейла. – Больно уж много прав стало сегодня у людей.
Все кивают. Даже Дороти Форбс, которая умудряется делать это, не переставая мигать.
– Кем надо быть, чтоб посметь обидеть ребенка? Сколько в таком человеке зла? – спрашивает Дерек.
Шейла Дейкин тянется за своим персиковым коктейлем, но промахивается, и напиток выливается на стол.
– Ради бога, простите.
Зовут Клайва, тот появляется с полотенцем, все приподнимают свои бокалы, пока он вытирает стол.
– Он всегда говорит, что это ошибка. – Сильвия обхватывает себя руками. – Недоразумение.
– Слишком уж много получается недоразумений. – Эрик Лэмб пьет «Гиннесс» и вытирает губы тыльной стороной ладони. – Фотографии, то, что случилось с Лайзой. Я-то думал, что захват ребенка история единичная, но и ослу понятно, что нет.
– Подобным людям нельзя разрешать иметь фотоаппарат, – высказывается Мэй Рупер.
– Мама права. – Брайан умудряется выпалить это до того, как получит пинок под столом.
Руки у Сильвии все еще скрещены на груди. Она заказала себе апельсиновый сок «Бритвик», но бокал так и стоит на столе нетронутый. – В полиции говорят, что фотография его хобби, а потому запретить ему они ничего не могут.
– Такому типу нельзя разрешать иметь всякие там хобби, – считает Мэй. – Бог его знает, какие еще фотографии он там делает.
Все опускают глаза и отпивают по глотку. Молчание разворачивается над столом как скатерть, и никто, похоже, не осмеливается нарушить его. Появляется Клайв, собирает пустую посуду. Обменивается взглядом с Гарольдом, но оба молчат. Джон провожает глазами Клайва, пока тот идет к стойке бара. Несет так много бокалов, что пальцев не хватает.