Среди Йоркширских холмов
Шрифт:
Он провел ладонью по изможденному лицу, по жидким седым волосам.
— Да вот утром гляжу, а он лежит рядом с моей кроватью… Да только… может, он еще не умер, мистер Хэрриот?
Я снова посмотрел в картонку. Ни малейших признаков дыхания. Я вынул обмякшее тельце, положил на стол и прикоснулся к роговице незрячего глаза. Никакого эффекта. Я взял стетоскоп и прижал его к черной грудке.
— Сердце еще бьется, Дик, но очень слабо.
— Может взять и остановиться, так, по-вашему?
— Ну-у… — Я замялся. — Боюсь, примерно так.
Тут
— Он еще дышит, — сказал я. — Но еле-еле.
Я внимательно осмотрел Игруна, однако никаких болезненных симптомов не обнаружил. Конъюнктива была здорового цвета, да и все остальное казалось нормальным.
Я погладил глянцевую шкурку.
— Настоящая загадка, Дик. Он всегда был таким подвижным, бойким — настоящим Игруном. И вот лежит пластом, а я не могу найти причину.
— Может, его удар хватил?
— Ну теоретически не исключено, но он должен был бы сохранять какие-то проблески сознания. А ушибить голову ему не могли?
— Вроде бы нет. Когда я спать ложился, он прыгал себе, а ночью из дому не выходит. — Старик пожал плечами. — А он, значит, совсем плох?
— Боюсь, что так, Дик. Жизнь в нем еле теплится. Но я сделаю инъекцию стимулирующего средства, а вы отнесите его домой и держите в тепле. Если завтра утром он еще будет дышать, принесите его сюда, и я посмотрю, что еще можно будет сделать.
Я старался говорить бодро, но не сомневался, что больше Игруна не увижу. И знал, что старик думает то же самое.
Его руки дрожали, пока он завязывал шнурки. Я проводил его до входной двери. Он все время молчал, но на крыльце вдруг обернулся и кивнул.
— Спасибо, мистер Хэрриот.
Я смотрел, как он, шаркая ногами, бредет по улице — возвращается в пустой домишко с умирающим другом. Жену он потерял много лет назад — во всяком случае, все время нашего знакомства он жил один на пенсию по старости. Невеселая эта жизнь. Он был тихим, добрым человеком, редко выходил из дома и как будто не имел друзей, зато у него был Игрун. Шесть лет назад котик забрел к нему и преобразил его жизнь, принеся в безмолвный дом шаловливую веселость, смеша старика, сопровождая его по дому и не упуская случая потереться о его ноги. Дик уже не ощущал себя одиноким, и год за годом я наблюдал, как крепнет их дружба… Нет, не просто дружба — старик, казалось, находил в Игруне опору. И вот теперь — это.
Что же, думал я, возвращаясь по коридору, случай, увы, слишком обычный в ветеринарной практике. Жизненный срок четвероногих друзей чересчур короток. Но мне было по-особому скверно, я ведь, так и не установил, что случилось с моим пациентом. Я был в полном недоумении.
На следующее утро я с удивлением увидел, что в приемной сидит Дик Фосетт с картонкой на коленях.
— Что случилось? — спросил я поспешно.
Он не ответил. По лицу же ничего нельзя было прочесть, и пока мы шли в смотровую, и пока он развязывал шнурки. Когда он откинул крышку, я приготовился к худшему, но, к моему изумлению, черный котик выпрыгнул на стол и потерся мордочкой о мою руку, мурлыча, как мотоцикл.
Старик засмеялся, и его худое лицо преобразилось.
— Ну что скажете?
— Просто не знаю, Дик. — Я тщательно осмотрел Игруна. Все оказалось абсолютно нормальным. — И могу сказать только одно: я очень рад. Это похоже на чудо.
— Вот уж нет, — ответил старик. — Его ваш укол выручил. Прямо колдовство какое-то. Большое спасибо.
Я тоже был ему благодарен, но что-то продолжало меня тихонько грызть. Ведь я так и не установил… ну да ладно! Слава Богу, что все хорошо кончилось!
Случай этот благополучно изгладился бы из моей памяти, но три дня спустя Дик Фосетт вновь появился в приемной со своей картонкой. В ней, неподвижно вытянувшись, лежал в коме Игрун — совсем как в первый раз.
В полном ошеломлении я вновь его осмотрел, повторил инъекцию, и на следующий день котик опять был совершенно здоров. Я оказался в положении, бесконечно знакомом любому ветеринару, когда болезнь ставит тебя в полный тупик и ты с нарастающим страхом ждешь трагического исхода.
Неделя прошла спокойно, а потом позвонила миссис Дагган, соседка Дика.
— Меня просил позвонить мистер Фосетт. Кот у него приболел.
— Что с ним?
— Да лежит вытянувшись, будто обмер. Я с трудом подавил крик отчаяния.
— Когда это произошло?
— Утром увидели. А мистер Фосетт не может принести его к вам. Ему самому неможется. Лежит в постели и не встает.
— Очень грустно. Я сейчас же заеду.
Вновь та же картина. Почти безжизненное тельце лежало неподвижно на кровати Дика. И сам Дик выглядел ужасно — землисто-бледный, исхудавший еще больше. Но он все-таки сумел встретить меня улыбкой.
— Похоже, ему опять требуется ваше чудотворное зелье, мистер Хэрриот.
Наполняя шприц, я отгонял мысль, что тут и впрямь замешано колдовство. Только инъекция к нему никакого отношения не имела.
— Загляну завтра, Дик, — сказал я. — Надеюсь, вам станет получше.
— Ничего мне не сделается, лишь бы малыш был здоров. — Старик протянул руку и погладил глянцевитую шерстку. Не рука, а обтянутые кожей кости, и смертельная тревога в глубоко запавших глазах.
Я обвел взглядом неуютную комнатушку, надеясь на еще одно чудо.
Честно говоря, я не удивился, когда на следующее утро вошел к Дику и увидел, что Игрун прыгает по кровати, гоняясь за бумажкой на веревочке, которую старик водил по одеялу. Облегчение было большим, но туман моего невежества просто душил. В чем, черт побери, дело? Бессмыслица какая-то! Ни одной болезни с такими симптомами не знаю да навряд ли отыщу ее, даже если перелистаю все ветеринарные справочники.
Впрочем, когда котик, выгнув спину и мурлыча, потерся о мою руку, я был достаточно вознагражден. Дику же только это и требовалось. Он улыбался и выглядел заметно бодрее.