Средиземноморский пират
Шрифт:
Звезды начали гаснуть одна за другой на бледном предрассветном небе, когда внутренняя тревога шевельнулась в мозгу Питта и он, внезапно ощутив чье-то присутствие, моментально проснулся, но не пошевелился, а только немного приоткрыл глаза. Питт едва мог различить стоявшую около него фигуру. Напрягая зрение в бледном свете, он старался разглядеть силуэт более детально. Неясный контур медленно материализовался. Это была женщина.
— Доброе утро, — сказал он и сел.
— О, боже мой, — вскрикнула женщина.
Она поднесла руку ко рту, как бы пытаясь сдержать крик.
Было слишком темно, чтобы увидеть страх в ее глазах, но Питт знал, что это
— Извините, — вежливо произнес он. — Я не собирался напугать вас.
Рука медленно опустилась. Она продолжала стоять, глядя на него сверху вниз. Наконец, она обрела голос.
— Я… Я думала, что вы мертвы. — Она мягко произносила слова.
— Я едва ли могу обвинить вас. Полагаю, если бы я увидел, что кто-то лежит в полосе прибоя в этот час, я бы подумал то же самое.
— Знаете, я едва не лишилась чувств, а вы сидите и так разговариваете.
— Еще раз, мои искренние извинения. — Неожиданно до Питта дошло, что женщина говорила по-английски. У нее был британский акцент, но слышался и легкий налет немецкого. Он поднялся на ноги:
— Позвольте представиться, меня зовут Питт Дирк.
— Я — Тери, — сказала она. — И я не могу выразить словами, как я счастлива видеть вас живым и здоровым, мистер Питт. — Она не назвала свое второе имя, и Питт не настаивал на этом.
— Поверьте мне, Тери, я тоже очень рад. — Он кивнул на место рядом с собой. — Вы не хотите присоединиться ко мне и встретить восход солнца?
Она рассмеялась:
— Спасибо. Мне бы хотелось. Но я едва могу разглядеть вас. Ко всему прочему, я знаю, что вы можете оказаться монстром или кем-то еще в этом роде. — В ее интонации проскальзывали нотки кокетства. — Могу я доверять вам?
— Если быть полностью и до конца честным, то нет. Я думаю, будет справедливо предупредить вас, что я изнасиловал около двухсот невинных девственниц прямо здесь, в этом самом месте. — Юмор Питта был слишком развязный, но он знал, что это была хорошая система проверки особенностей женского характера.
— Ох, чтоб мне провалиться, я бы много отдала, чтобы оказаться двести первой, но я не невинная девственница. — Уже было достаточно светло, чтобы разглядеть ее белые зубы, мелькнувшие в улыбке. — Я искренне надеюсь, что вы не обратите это против меня.
— Нет, я очень либерален в такого рода вещах. Но я должен попросить вас сохранить в секрете тот факт, что двести первая не была чиста, как первый снег. Если это станет известно, то моя репутация монстра будет подорвана.
Они оба рассмеялись, сели рядышком на полотенце Питта и продолжали вести разговор в шуточном, ничего не значащем тоне, пока горячее солнце с неохотой начинало подниматься над Эгейским морем. Когда первые золотые лучи сверкающего оранжевого шара показались на мерцающем горизонте, Питт более внимательно взглянул на женщину и увидел ее в новом свете. Ей было около тридцати, ярко-красный купальный костюм-бикини облегал ее стройное тело. Бикини был не слишком коротким, хотя его нижняя часть начиналась сантиметрах в пяти от пупка. Он был из блестящего сатина и казался неотъемлемой частью ее тела, внешним покрытием кожи. Ее фигура представляла собой обманчивое сочетание грации и прочности, живот казался гладким и плоским, груди были совершенны: не слишком маленькие и не очень большие. У нее были длинные, тронутые легким загаром ноги, чуть утонченные книзу. Питт решил не обращать внимание на столь незначительное несовершенство и поднял глаза к ее лицу. Ее тонкие черты сочетали красоту и загадочность греческой статуи и несомненно признавались бы совершенными, если бы не круглая оспина на правом виске. Обычно шрамик был закрыт ее черными волосами, достающими до плеч, но она откинула голову
Неожиданно она повернулась и поймала изучающий взгляд Питта.
— Вы собирались смотреть восход солнца, — произнесла она со смущенной, улыбкой.
— Я видел восходы и раньше, но в этот раз я впервые лицом к лицу встретился с живой прекрасной Греческой Афродитой. — Питт заметил, как ее темно-карие глаза вспыхнули от удовольствия в ответ на его комплимент.
— Спасибо за комплимент, но Афродита была греческой богиней любви и красоты, а я только наполовину гречанка.
— И какова же другая половина?
— Мой отец был немцем.
— В этом случае я должен благодарить богов; вы так похожи на свою материнскую половину.
Она бросила на него чуть раздраженный взгляд:
— Хорошо, что мой дядя не слышит этого.
— Типичный немец?
— Да, конечно. В действительности он является причиной моего присутствия на Тасосе.
— Тогда он не может быть совсем плохим, — сказал Питт, восхищаясь ее глазами: — Вы живете с ним?
— Нет, на самом деле я родилась здесь, но выросла в Англии. Я закончила там школу и, когда мне исполнилось восемнадцать, влюбилась в решительного продавца легковых автомобилей, вышла за него замуж.
— Извините, я не знал, что продавцы автомобилей могут быть решительными.
Она проигнорировала его замечание с оттенком сарказма и продолжала.
— Он любил участвовать в автомобильных гонках в свободное время, и ему сопутствовала удача. Он побеждал в испытательных гонках, в соревнованиях по пересеченной местности, других состязаниях спортивных автомобилей. — Она пожала плечами и начала пальцем выводить круги на песке. Ее голос звучал чуточку с хрипотцой.
— Однажды его участие в авторалли в один из выходных дней закончилось трагедией; шел дождь, его машину занесло на повороте, и она ударилась о дерево. Он умер прежде, чем я смогла добраться туда.
Питт помолчал минуту, глядя с сочувствием на ее печальное лицо.
— Когда это было? — просто спросил он.
— Прошло уже почти восемь с половиной лет, — шепотом ответила она.
Питт пришел в изумление. Затем в нем начало подниматься раздражение. Что за глупость, подумал он. Какая непростительная глупость для такой красивой женщины горевать над погибшим мужчиной почти девять лет. Чем больше он об этом размышлял, тем сильнее становилось раздражение. Он видел слезы, стоявшие в ее глазах, когда она погрузилась в воспоминания, и это зрелище вызвало в нем отвращение. Он резко повернулся и дал ей весомую пощечину.
Ее глаза расширились от обиды и удивления, все ее тело содрогнулось от резкого толчка, словно она получила пулю.
— Почему вы ударили меня? — задыхаясь, срываясь на крик, спросила она.
— Потому что тебе это было нужно, просто необходимо, — непримиримо ответил он. — Эта тога, которую ты надела на себя, уже вся изношена, как шинель. И я удивлен, что никто раньше не додумался поставить тебя на колени и хорошенько отшлепать. Итак, твой муж был решительным. Ну и что? Он умер и похоронен, и траур по нему в течение всех этих лет не поднимет его из могилы. Отодвинь куда-нибудь память о нем и забудь его. Ты же красивая женщина — ты не должна принадлежать гробу, полному костей. Ты принадлежишь каждому мужчине, который оборачивается в твою сторону и восхищается тобой, когда ты проходишь мимо, и который страстно желает овладеть тобой. — Питт видел, как его слова проникали сквозь ее слабую защиту. — Ты подумай об этом. Это же твоя жизнь. Не отмахивайся от нее и не надо играть «Камиллу» до тех пор, пока не состаришься и не поседеешь.