Средство от скуки

Алешина Светлана

Пока Лариса произносила свой монолог, лицо Елены Николаевны обретало все более жалостливое выражение. Но как только Лариса закончила свою речь, женщина неожиданно встрепенулась и жалость сменилась на испуг. Она резким, почти пронзительным голосом спросила:

— Почему я должна иметь какое-то отношение к вашим проблемам?

— Я вам все готова объяснить. Но нежелательно продолжать разговор вот так… Может быть, вы впустите меня? — Лариса чувствовала, что не очень убедительна. Что упускает нить разговора: он мог в любой момент

прерваться. И если сейчас разговор не состоится, больше никогда ей не удастся и близко подойти к этой женщине.

А Елена Николаевна скорее всего поняла, что Лариса в этой ситуации перед ней беззащитна, и отреагировала, как и можно предположить, неадекватно…

То есть пригласила гостью войти.

Состояние Елены Николаевны в данный момент можно было назвать прострацией. Что-то вроде коктейля из меланхолии и легкого испуга. Но Лариса решила не поддаваться мимолетным впечатлениям и не давать преждевременных оценок. Ведь она уже могла убедиться в способности Елены Николаевны резко менять выражения своего лица, не заботясь о впечатлении, производимом на собеседника.

«Хамелеон, — подумала Лариса. — Ей важно одно — защитить себя, остальное ее не волнует».

— Так странно… Впервые ко мне за помощью обращается женщина, — произнесла Мальцева, вновь возвращаясь к своей манере мягкого и певучего говорения и сказав это все это почти безразлично.

«Она вся из девятнадцатого века, — подумала Лариса, — только юбка покороче».

Дама, а Елену Николаевну можно было смело называть именно так, похоже, куда-то собиралась уходить. На ней был розовый костюм, сшитый явно по заказу. В руках — маленькая черная шляпка с вуалью, которую она нещадно теребила, выдавая внутреннее напряжение, однако не замечая этого.

На вид ей было около сорока, ну, может быть, чуть больше. Но Лариса решила считать собеседницу своей ровесницей. Так было проще.

— Так что же вас привело ко мне? — Елена Николаевна вернула разговор к его отправной точке.

— Дело в том, что я наслышана о ваших проблемах, — очень просто продолжила беседу Лариса.

— Неужели? — удивилась Елена Николаевна. — То есть, я хотела сказать, не может быть!

Она выглядела еще более растерянной. Лариса почувствовала, что, по всей видимости, надо усилить напор.

— Любовник-садист — это мне знакомо, — фраза получилась провокационной.

— О чем вы? — неподдельно испугалась Мальцева.

— У меня то же самое. Ничего не могу с ним поделать, — продолжала Лариса, не обращая внимание на реплики Мальцевой. — Порой мне кажется, что он может убить меня. У вас такого не бывало?

— Чего? — продолжала якобы не понимать Елена Николаевна.

— Ощущения опасности.

— Пока что я ощущаю опасность от вас!

— Меня вам бояться совершенно незачем. Я такая же, как вы, несчастная женщина.

— О том, что я несчастна, вам сказал Стае?

— Вы его когда-то любили?

Мальцева, обескураженная

натиском Ларисы, немного помолчала, а потом выдавила:

— Это было очень давно. И, наверное, даже не правда.

— Зато реальность Очень даже является правдой.

Не правда ли, извините за случайную тавтологию? — Лариса улыбнулась краешками губ.

— Я ничего не понимаю… в таком случае.

— Елена Николаевна, все, что было сказано нами до этого момента, мы будем считать разговором «начерно», — подвела итог сумбурной части диалога Лариса. — Я хочу вам помочь.

Мальцева попыталась было отнекиваться, но движением руки Лариса остановила ее.

— Елена Николаевна, слишком многое говорит за то, что и вы, и ваш любовник Кух, от которого вы страдаете, связаны с убийством экстрасенса Аткарского, а также еще одной особы. Ее, кажется, звали Оля? Не так ли?

Лариса шла вслепую и играла ва-банк. Это был экспромт, который мог кончиться тем, что ее просто вытолкнули бы за дверь, и на этом бы все кончилось. Но в глазах Елены Николаевны промелькнул неподдельный ужас. И Лариса поняла — она знает. Она знает!

И про Аткарского, и про Олю.

— Чего вы хотите? — наконец разжала губы хозяйка квартиры.

— Правды, — просто ответила Лариса.

— Какой правды?

— Зачем убили несчастную Олю? Кто стоял за всем этим. Вы же знаете…

— Я вам ничего не говорила, но, допустим, даже если я и знаю, что вы хотите? Вообще, кто вы?

— Старая приятельница Стаса Асташевского, — сказала Лариса, испытывая угрызения совести за то, что, если будет что-то не так, первым пострадает добряк Стае. — А хочу я, чтобы виновные в смерти больной женщины понесли наказание.

— Неужели вы из милиции?

— Нет, милиция этим делом заниматься не будет.

Ей глубоко наплевать на вашу жизнь, на вашего министра и ваш мазохизм.

Мальцева посмотрела на Ларису широко раскрытыми глазами. Наступил момент истины: или сейчас ее прогонят и наступят непредсказуемые последствия, или разговор продолжится, и Елена Николаевна смягчится.

— А где гарантии? — неожиданно спросила Мальцева, и Лариса почувствовала, что защитная стена ее дрогнула.

— Выбирайте из двух зол меньшее. Вы ведь уже научились делать такой выбор?

— В том-то и дело, что нет. — Елена Николаевна впервые за время разговора присела и как-то вся растеклась по креслу. — Но я вам все расскажу.

— Я вся внимание.

Елена Николаевна протянула руку и достала из шкафчика бутылку коньяка и две рюмки. Наполнив их коньяком, она одну протянула Ларисе, другую выпила, не дожидаясь Котовой.

— Я действительно несчастная женщина, — призналась она, закуривая сигарету.

Немного погодя она выпила еще. Лариса уже внутренне торжествовала — она понимала, что обстановка изменилась, что сейчас, после выпитого, у Елены Николаевны должен непременно развязаться язык.