Средство от скуки
Шрифт:
Андрей аж вздрогнул. Он не понимал, что происходит — почему Филимонов сначала нес какую-то чушь, а теперь запросто обращается к нему уже нормальным, привычным голосом с привычными интонациями. А Филимонов рассмеялся. Просто закатился от смеха до сильного кашля. Ларисе даже показалось, что Филимонова сейчас стошнит, но все обошлось благополучно.
Патрушев же промямлил что-то невнятное о положении звезд и о том, что они готовят Козерогам — Филимонов относился именно к этому знаку Зодиака.
— А что ты искал в
Филимонов будто не расслышал, и Ларисе пришлось повторить свой вопрос.
— Мышонка искал, — наконец ответил он.
— Какого мышонка?
Филимонов нахмурился, выдержал паузу и произнес неопределенно:
— Да это я так. У меня неприятности…
— Какие неприятности? — обеспокоенно встрял Патрушев.
— Это тебя не коснется, Дрюня. Уже не коснется, — серьезно ответил Филимонов.
— Слушай, Дмитрий, а ты помнишь Олю? Ну, ту шизофреничку? — спросил Патрушев. — Там, в доме культуры…
— Да. Очень интересная женщина… — дипломатично выразилась Лариса без тени иронии в голосе, поддержав вопрос Андрея.
— А что с ней случилось? — быстро отреагировал , Филимонов.
— Ас ней что-то случилось? — в свою очередь быстро спросила Лариса.
— Наверное…
— Что с ней случилось, Дмитрий? Вы знаете? — Лариса пристально посмотрела в глаза Филимонову, но он отвел взгляд. — Если вы знаете, то скажите…
— Нет, не знаю, — хмуро сказал Филимонов. — Не знаю.
— А мне кажется, что знаешь, — упрямо сказал Патрушев.
И эта его фраза стала поворотной. Филимонов привстал со стула и, поглядев на приятеля внезапно ненавидящим взглядом, повторил, чеканя слова:
— Я не знаю, что случилось с этой дурой. Она куда-то пропала. И мне все равно, что с ней.
— Ну зачем же так категорично? — рассудительно заметила Лариса, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимость и упорно следовать модели своего поведения — полностью принимать человека со всеми его неадекватностями.
— Слушай, Дмитрий, а когда ты последний раз видел Аткарского? — продолжил расспросы Патрушев. — В смысле, перед тем как его убили.
— Убили? — ухмыльнулся Филимонов.
— Так ты что, не в курсе?
— Я-то? Я-то в курсе… — ухмылка Филимонова стала шире и явственнее.
— Тебя это забавляет? А ты знаешь, что в убийстве обвиняли меня?! — Патрушев начал заводиться.
— Тебя? Ну, это они хватили лишку, — Филимонов как-то нервно откинулся на стуле. — Ты-то здесь при чем? Ты-то ни при чем.
Патрушев в свою очередь нервно завертел головой из стороны в сторону.
— Слушай, Диман, кончай пудрить нам мозги! — возмутился он. — Сидит и несет здесь бред всякий!
— Да, — тут же согласился с ним Филимонов. — Я рад, что Аткарского наконец-то нет с нами.
И под остолбеневшими, настороженными взглядами Ларисы и Андрея закончил, разведя
— Потому что пообщаешься с такими, как он, и станешь таким вот…
Эта невразумительная тирада должна была означать, что Филимонов отдавал себе отчет в том, что ведет он себя ненормально и обвиняет в этом не кого иного, как Аткарского.
— Он что, тебя загипнотизировал? — продолжал Патрушев.
— Он? Загипнотизировал? — рассмеялся Филимонов, и тут же смех его так же резко оборвался как и начался:
— Впрочем, да, наверное…
— Ты же был нормальным человеком! — У Патрушева начала прорезаться истерика. — Что с тобой произошло?
— Деньги порой заставляют изменить свое будущее. Я стал другим, и меня больше не устраивает эта планета.
— То есть, как я поняла, реальность вступила в полное противоречие с твоими внутренними установками? — по-иному расшифровала Лариса слова Филимонова.
— Глупые вы люди! — неожиданно взорвался Филимонов. — Ничего вы не понимаете! Аткарский — это слуга Сатаны.
— Я ничего дурного не имела в виду: что ты так расстраиваешься? — продолжала упорно гнуть свою линию Лариса.
У нее было предчувствие того, что она стоит близко перед разгадкой тайны убийства Аткарского и исчезновения Оли-шизофренички. В поведении Филимонова она с самого начала заметила глубокие отклонения от нормы. Он постоянно менял свои амплуа в общении, будто играл какие-то роли: то изображая страсть и истеричность, то погружаясь в безразличие и депрессию. Все это свидетельствовало о том, что этот человек замешан в интересующих ее делах. Вот только как направить разговор в нужное русло? Похоже, Филимонов невменяем. Только почему это случилось так быстро, так внезапно? Ведь всего какую-то неделю назад он был совсем другим, тогда, на тусовке в «Салюте»!
— А почему бы мне не порасстраиваться?! — встал в позу Филимонов. — Два трупа за одну неделю — это мало?
— Почему два? — ошарашенно спросил Патрушев, игнорируя знаки Ларисы молчать.
— Почему два? — переспросил Филимонов, переводя злые глаза на приятеля. — Потому что так надо!
Надо отрезать язык, чтобы не болтали чего лишнего!
— А кому это было надо? — почти ласково спросила Лариса.
— Этого я не знаю, — плечи установщика сигнализации безвольно опустились.
А потом Филимонов неожиданно истерично рассмеялся и не мог остановиться в течение полминуты.
А Ларисе не давала покоя мысль: у нее все звучали в голове слова Григорьича о том, что они, братки, никогда бы не стали делать лишних движений и вырывать язык мертвому человеку. Действительно, зачем?
— А чего Аткарский болтал лишнего? — спросила Лариса.
Филимонов злобно посмотрел на нее:
— Ты в чем-то меня подозреваешь?
— В чем я тебя должна подозревать? — совсем простодушно спросила Котова.