Средство от скуки
Шрифт:
Он так увлекся, что долго не обращал внимания на требовательный звонок в дверь, А когда тот наконец перестал звонить, он резко оторвался от книг и выпрямился. Какое-то время он еще сидел так на корточках, держа спину и голову строго вертикально по отношению к полу и глядя перед собой. Это длилось всего какую-то долю секунды, но ему показалось, что прошла целая вечность тишины. Это молчание стен и предметов сильно испугало его. Кто-то извне пытался нарушить его одиночество, защитить от этого цинично насмешливого шуршания страниц.
Не выпуская из рук первый том «Анатомии
Когда он открыл ее, то обнаружил на пороге Андрея Патрушева в сопровождении Ларисы Котовой.
«Принес черт», — подумал про себя Филимонов, но внешне не проявил своего удивления, продолжая пристально смотреть на гостей.
— Привет, Диман, — голос Патрушева был несколько обескураженным — он не ожидал увидеть оптимиста Филимонова в таком всклокоченном и нервно взбудораженном состоянии.
— Здравствуйте, Дмитрий, — улыбнулась в свою очередь Лариса.
Не дождавшись реакции со стороны Филимонова, Патрушев продолжил:
— А я по тебе соскучился. Ты что же это не приходишь? Мне как раз нужно сейчас твое участие и неизбывный оптимизм.
Но Филимонов не отреагировал на эти слова приятеля адекватно. Он стоял и мрачно смотрел угрюмым взглядом на Ларису и Андрея.
— Я — Лариса, мы с вами познакомились в доме культуры, помните? — с обезоруживающей улыбкой проговорила Котова, как бы не обращая внимания на состояние хозяина квартиры.
Однако на Филимонова это никакого впечатления не произвело. Видя такой прием и понимая, что причины здесь очень глубокие, совершенно не связанные с ее, Ларисы Котовой, личностью, она решила переменить метод общения. Но постепенно…
— Почему ты такой взъерошенный? — вдруг мягко спросила она у Филимонова и слегка потрепала его по волосам.
Она вела себя так, будто они с Филимоновым старые приятели и не виделись несколько лет. А Патрушеву сделала знак, чтобы он проходил в комнату и располагался там.
— Ты чего? — наконец решил проявить непосредственность Филимонов.
— Пришла в гости. Ты этого еще не понял? — почти промяукала Лариса и проскользнула мимо Филимонова в комнату.
Лариса была волевой женщиной, и ее не мог остановить нелюбезный прием. Она была заинтересована в этой встрече и совершенно холодно реагировала на эмоциональную отчужденность Дмитрия. Она будто и не замечала его взбудораженного состояния. Еще чего, ерунда какая!
На самом деле его состояние наводило на определенные подозрения. Связь с убийством Аткарского прослеживалась, пускай и косвенным образом. Все это по меньшей мере было странно. Так что, зайдя в квартиру и увидев, в каком состоянии находится еще недавно излучавший неугомонный оптимизм хозяин, поняла, что сделала это не напрасно.
— Почему у тебя так влажно? — делано-встревоженно спросила она у Филимонова.
И, не получив ответа, прошла на кухню. Уже из кухонного далека до Филимонова донесся ее голос:
— Глупенький дурашка забыл выключить чайник.
Потом Ларисино мяуканье вдруг сменили взвизгивания, хлопки и топанье. Она вышла из кухни, на ее лице подергивалась гримаса отвращения:
— У тебя очень много тараканов. Ты неряха.
— Как и я, — печально констатировал Патрушев, который подхватил из рук Филимонова «Анатомию человека».
Далее Дмитрий был засыпан вопросами уже со стороны Андрея:
— Зачем ты схватил «Анатомию»? Сядь и перестань безумно вращать глазами. Что с тобой такое?
Филимонов отмахнулся, как от надоедливой мухи, и проговорил:
— Так, неприятности на работе…
— А мы пришли поболтать с тобой, — делано-добродушно сказала Лариса.
— Я не хочу болтать с вами, — автоматически ответил Дмитрий.
— Хорошо, тогда мы просто поговорим, — согласилась Котова, делая знак Патрушеву, чтобы тот предоставил ей инициативу в разговоре и помалкивал.
— О чем? О мышах и тараканах? — брякнул Филимонов.
— Давай начнем с мышей, а потом как разговор пойдет.
— Кто начинает? — Филимонов сел и изобразил из себя восторженного мальчугана, которому предложили поиграть в классную игру.
— Ты, — быстро отреагировала Лариса.
Филимонов почесал рукой нахмуренный лоб, посидел в позе роденовского мыслителя и наконец начал свой рассказ:
— Однажды иду я по улице, и нужно мне перейти дорогу. Вдруг вижу: такое же намерение имеет и маленький мышонок. Дорога широкая, движение двустороннее. Мышонок замер на вытянутых лапках возле самого светофора. Долго он так стоял, а я долго наблюдал за ним. Не двигается мышонок. Тогда я подошел к нему, он и тогда не шелохнулся. Я подошел ближе — никакой реакции. Совсем близко подошел, пнул мышонка ногой, а он твердый такой. Упал мышонок от моего пинка, а лапки вытянутыми остались. Протянул лапки, как говорится.
— Что же это с ним было? — У Ларисы будто перехватило дыхание.
— Представляешь, ишемия была у мышонка. Прямо как у человека.
— Жалко было?
— Нет, — вдруг зло ответил Дмитрий. — А впрочем, да. Да! Жалко! Может быть…
Ошеломленный неадекватными речами приятеля, Патрушев порывался открыть рот, но Лариса нахмуренными бровями и отчаянными жестами давала понять, что это не будет кстати. Она продолжала свою игру, выступая в данный момент фактически в роли психолога, а может быть, даже и психиатра. Она видела, что у Филимонова явно не в порядке голова, и решила подстроиться под него. Из опыта общения с психологом Курочкиным она знала, что это самое лучшее, когда разговариваешь с ненормальными.
— Что это ты ведешь себя как интеллигент из гнилой пьесы девятнадцатого века? — неожиданно насмешливо спросила Котова.
— Я гнилой интеллигент?! — оскорбился Филимонов.
— Нет, ты на самом деле классный парень, — успокоила она его. — Но очень голодный. Давай чаю попьем.
— Чаю? — вдруг обмяк Филимонов. — А, ладно, давай чай. Да, пожалуй, чай… Есть не хочется. А тебе хочется?
— Нет.
— Хорошо. А то я думал, что со мной что-то не в порядке. А сегодня, наверное, просто день такой, что есть не хочется. Кстати, Патрушев, нагадай про день, — Филимонов повернулся к Андрею. — О том, что нас ждет сегодня.