Срочный фрахт

Лавренев Борис Андреевич

— Не знаю, — обиженно отодвинулся Леша, не выпуская все же Иришиной руки, — от вас первой такое слышу. Между прочим, со многими девушками знакомство водил, и все мной были довольны… даже сердцем привязывались, — добавил он с грустью.

— На вкус и цвет товарищей нет, — отпарировала Ириша, освобождая руку, — пусть их привязываются, это ихнее дело.

— Может, вас наружность моя компрометирует? — вставил Леша словцо, слышанное от одной адъютантской крали в семнадцатом году. Словцо это ему понравилось — ученое и выразительное.

— Вот еще, — усмехнулась

Ириша, — я к наружности не вяжусь. Был бы человек настоящий, а там хоть нос картошкой, на это не глядеть, — продолжала она, не замечая, как уязвило Лешу напоминание о его неудачном носе. — Мне главнейше, чтоб большое чувство в человеке имелось. Чтоб сила сказывалась. А мелюзга, сколько ни форси, выше крыши не прыгнет.

Ириша помолчала, снова сложив руки на колене.

— Мне только форменный герой по сердцу бы пришелся, — мечтательно и тихо сказала она, тряхнув кудряшкой на лбу, — чтоб храбрый был. Да где его такого найдешь, нема его.

— А может, я такой и есть? — с робкой надеждой сказал Леша.

Ириша пристально посмотрела на него, приблизясь вплотную и обдавая теплом дыхания. Маленькие губы ее сложились в презрительную складку.

— Сказали! — крикнула она, резко отстраняясь. — Это вы такой? Вот он, форс-то ваш!

Леша вскочил. Таких обидных слов он еще никогда не слышал в своей везучей жизни.

— Спасибо на добром слове, Ирина Тихоновна, — заговорил он, спеша и захлебываясь словами. — Злой у вас характер! Прямо не женский, а обратный. И откуда вы про геройство знаете, какое оно бывает? Всего-то в жизни видели, что свою хату да корову. Молоко доить — тоже не надо больших чувств иметь. А человека обидеть вам ничего не стоит. Может, я при военном транспорте свою пользу приношу побольше такого, который из винтовки пуляет. А мотор — он тонкая штука. Вас вот год нужно учить, и то не научитесь. А на других критику пускаете. Ну и ждите себе королевича! Прождетесь!

Леша выпаливал обидные слова все злее и взволнованней, наседая на Иришу. Она отстранила его локтем.

— Что вы на меня налезаете, Алексей Васильич? Что вы руками намахиваетесь? Чи я нанятая на ваш вкус разговаривать? Идите себе! И зубом на меня не сверкайте. И зуб у вас поганый, железный. От него во рту ржа может пойти.

Леша отшатнулся. Этого последнего унижения он не мог снести. Платиновый зуб, который стоил четыреста рублей и полпуда гречки! Зуб, который вставляли себе самые важные буржуи и который до сих пор пленял всех девушек… и вдруг железный! Леща стиснул кулаки. Он искал слов для уничтожительного ответа, но их не было, и в голову лезла дребедень. Но удержаться он не мог.

— Ага, — зашипел он, — и зуб мой вам уже не нравится? Да что вы за цаца такая, подумаешь? Да вам такого зуба в жизнь не заиметь. Он больше вашей хаты с коровой и вами стоит. У вас и понятия о нем нет. Закисли вы в захолустье, Ирина Тихоновна.

Леша круто повернулся и вбежал в калитку. Вдогонку ему донесся Иришин полугневный, полуиспуганный оклик:

— Алексей Васильич… чи вы сдурели?

Но он не оглянулся.

Ночью в комнате было душно. Звенели комары и кусались,

как собаки. Леша вертелся на кровати и никак не мог уснуть. Мысли его плясали, как соринка в кипятке. Он несколько раз лазил пальцем в рот и трогал свой драгоценный зуб. Прикосновение к металлу странно успокаивало.

На работу он вышел заспанный, злой, грубил коменданту. После рабочего дня снова пошел в порт. Истребители стояли на прежних местах. Командира с озорными глазами не было, но на стенке распоряжался погрузкой ящиков на истребители вчерашний пожилой моряк в тельняшке, с серьгой. Леша присел подле него и с любопытством наблюдал, как опускаются на блоках ящики, как их подхватывают на палубах моряки и прячут в раскрытое брюхо истребителя. Наглядясь, спросил у моряка, как знакомый:

— Ну, а с командой как у вас? Набрали комплект?

Моряк изумленно вытаращился на Лешу.

— Вот те на! — произнес он, сдвинув клочкастые седоватые брови. — Ты что же, отдел формирований на своих двоих?

Леша вежливо улыбнулся.

— Интересуюсь. Давеча ваш же командир мне жаловался, что в мотористах нехватка.

Моряк удивился еще больше. Козья ножка, дымившая у него во рту, вывернулась и повисла, приклеясь к нижней губе. Он посмотрел на Лешу с недоверием. Что за странная личность, которой начальник дивизиона жаловался на недобор команды? Вид невзрачный, нос нашлепкой, волосья пегие. А впрочем, черт его знает. Вдруг начальство какое. Знаков различия нет. Может, шантрапа, а может, и нет. Моряк решил ответить с наибольшей осторожностью.

— Мотористов, действительно, недостает, товарищ… А вы… может, знаешь каких ребят, способных до мотора? — спросил он, путаясь в обращении с «вы» на «ты».

Леша мотнул головой. Моряк все больше правился ему. Истребители тоже. Видать, служба на них хорошая, чистая, кругом вода — не замажешься, не запылишься. И одежда красивая.

— Многих не знаю, — уклончиво ответил он, — а вот насчет себя могу предложить. Я, конечно, по автомобильному двигателю обучался, но ежели с практикой…

Леша не договорил. Громадная татуированная лапа больно вцепилась в его плечо. Леша зажмурился. Ему показалось, что разозленный моряк спихнет сейчас его в воду. Но моряк затряс его и радостно завопил:

— Что же ты, сукин сын, раздави тебя шпилем, сидишь и в молчанку играешь? Виктор Петрович!.. Товарищ начальник дивизиона! — заорал он густым басом, не выпуская плеча Леши и нагибаясь над палубой истребителя.

Из кормового люка вылезла голова без фуражки, в мелких каштановых завитках. Она оказалась головой вчерашнего командира.

— В чем дело, Сердюк? — спросила голова, озираясь. — Противник на горизонте, что ли?

— Никак нет, товарищ начальник дивизиона. Моториста нашел. Сидит, сволочь, помалкивает в тряпочку.

Командирская голова прищурила глаз.

— Кажется, вчера имели честь познакомиться? Припоминаю. Откуда вы, прелестное дитя, и что вы умеете вертеть — мотор или вола за хвост?

— Я, товарищ командир, по шоферскому делу. При коменданте города езжу, — ответил смущенный Леша.