СССР-2061. Том 9
Шрифт:
Неизвестно, какая сила воли не давала опустить руки. Космодром граничил с базой. Контейнеровоз, переправлявший грузы с орбитальной станции, получавшей их, в свою очередь, от межзвездного челнока, упал вследствии отказа тормозных двигателей. Упал в нескольких десятках метров от возводимых куполов. И последовавший взрыв смёл установщиков куполов и всё оборудование. Страшная авария сорокового года. Бытовые нужды и спартанский комфорт был урезан вдвое. Сроки и нормативы повышены. Кровь пот и слезы. А так же грязь и холод. Всё это легло на плечи покорителям. Но вот прошёл год, за ним еще один. Первый купол появился над базой. За ним последовала переработка грунта до возможности посадки растений. Подгонялся
Платон поначалу читал лежа, затем, по мере продвижения в глубь текста, сел на свою койку. Читать такие тексты расслабившись было кощунственно. Общий кубрик, отказывающая система обогрева и очистки воздуха, недостаток пищи и тяжелые условия труда каждый день, на протяжении лет…А я еще думал, что мне тяжело. Пронеслась мысль. Хронику писал первопроходец, соратник Юрия Кузнецова, Михаил Некрасов. Писал подробно, перемежая документальными материалами. Платон сделал круговое движение пальцем по своей карточке, на которой изображался разрушенный купол. В метре от него в воздухе возникло увеличенное изображение старого купола. Среди мелких деталей можно было различить очертания тел, слева в отдельной колонке шли имена погибших. Палец провел по карточке диагональную линию, изображение пропало. Рядом с койкой висел на стене защитный костюм, первейшее одеяние разаботчиков, жесткий, пластинчатый своим видом напоминал латы. Платон провел рукой по бедру костюма, открылся карман. Приложил карточку к нему и провел рукой, карточка плавно влезла в карман. Глаза закрылись сами собой, на веки навалилась свинцовая туча и Платон провалился в пустоту.
Находящиеся в свободной смене пилоты принимали грузы с орбиты. Платон повёл свой тягач на высоту, сегодня была его очередь. На иссиня-черном усыпанном звездами полотне белел корпус станции. Её полукруглый низ выделялся ярко-красными буквами СССР и Заря. Это было настолько величественное и сильное зрелище, что Платон не мог оторвать взгляд. Оператор погрузчик с орбитальной станции велел Платону не торопиться, подождать отстыковки челнока. Челнок отстыковался и когда уже его темная точка стала невидима в космическом пространстве в кабине тяжеловоза раздалась команда оператора.
— Готов? Приступай к стыковке, четвертый.
— К стыковке приступаю.
Тяжеловоз тряхануло, что то металлически заскрежетало.
— Начинаю погрузку, — рапортавал оператор.
— Как жизнь на орбите? — спросил Платон.
— По-своему, работаем, не унываем, улучшаемся!
— Это радует!
— Главное, работать приятно. С хорошими людьми.
— Не поспоришь. Хорошо, когда есть на кого положиться, да, орбита?
— Коллектив понимающий и работящий, я бы назвал его теплоцемент.
— Что-что?
— Я называю это теплоцемент. Так дед еще говорил, когда шла та большая стройка, на земле еще.
— Да, в тяжелое время выпало жить нашим дедам.
— Как он говорил – мы все люди разные и в основном незнакомые. Мы сюда пришли и были вынуждены, поначалу, присматривать друг за другом. Выручать друг друга, работать друг за друга. Иначе здесь никак. И вот в этих страшных условиях вы друг друга поддерживаете. Сближаетесь, становитесь как один, как одна семья. И настолько крепка эта связь-не разбить. И пронизана человеческим теплом. Теплый цемент.
Платон молчал. Он понял, о чем говорит оператор. И запомнил эти слова, крепко запомнил. Маршрутник показал окончание погрузки. Щелкнули замки.
— Держу. Закрепил, — передал Платон.
— Хорошо. Готов?
— Готов.
— Пошёл!
— Всё удачно.
— Ухожу до ночи. До встречи!
— До встречи!
Яр Платона пошёл вниз. Медленно уменьшались исполинские буквы на корпусе спутника. Заря уходила в сторону, величественная надпись отзывалась огнем в сердце. Ночь находилась на поясе астероидов, и так же как и Марсианска база Первая ждала груз с земли. Никогда еще Платон не был так уверен в своём деле, никогда еще не испытвал таких ощущений. Я на своём месте, я там, где нужен и полезен. Глаза зорко всмотрелись на красноватую поверхность внизу, маршрутник отсчитывал километраж.
Вечером Платон отправлял очередное письмо своей Анне. На землю. Взахлеб говорил о своей работе, о жизни здесь. Теребил карточку во время записи. Отправление шло долго, связь хромала и больше всего Платон переживал, что сигнал каким то образом не уйдет, что связь с орбитальной станцией передающей на Землю прервётся, и что она не получит письма, не услышит его слов. А он получил её письмо. Личная карточка показала лицо Анны. Заплаканные глаза лучились радостью, она что то хотела сказать, но не могла. Всхлипывала. Он не многое мог разобрать: Ты так похудел! и Я жду тебя! Здесь много о вас говорят, мама передаёт тебе привет.
На экранчике Анна прикусила указательный палец. Её глаза часто моргали. Она не знала, что еще сказать и чувствовала, что обилие слов не нужно. Он и она прекрасно понимали, далекие расстояния разделяют их. И время. Она там, он здесь. подобная ситуация настигла не только одного Платона. Многие, чьи жены и родственники остались на земле, а это почти все, предпочитали не вести разговор на личные темы. Предчувствие всплывающей из за горизонта и такой неминуемой разлуки с любимыми заставляло молчать. Тебя как будто нет в жизни людей, а есть только нескончаемая разработка. А что если не дождется? А вдруг со временем позабудут?…Такие присущие человеку вопросы.
Серая монотонность дней изматывала. Думать о лишнем не оставалось сил. Но со временем червоточинкой стала распространяться в голове темная мысль. Казалось работать становится всё труднее и труднее. И небыло тому видно ни конца ни края. Где тот былой тонус, неиссякаемая энергия и вечная улыбка? Они ушли. Платон начал уставать.
Сон оборвался резко, на полуслове, на полушаге. Круговорот ночных событий провалился куда то вниз, из сонного небытия Платона выдернул будильник, буквально вытащив его за ворот. Он присел на койке, тряхнул головой. Алексею подъем давался не легче. Земной пейзаж на картине, оставленной кем то из предыдущих вахт казался такой же безжизненной частью унылого интерьера как дверцы потертых шкафчиков. Платон вгляделся в картину сонными глазами. Нет, леса не шумели и солнце не грело. Ноги привычно полезли в защиту, костюм охватывал тело и становился всё более удобным.
Сигнал будильника резко вернул Платона в реальность, оставив лишь обрывки мутных и тяжелых снов. Он присел на койке, тряхнул головой. Алексею подъем давался не легче. Земной пейзаж на картине, оставленной кем то из предыдущих вахт казался такой же безжизненной частью унылого интерьера как дверцы потертых шкафчиков. Платон вгляделся в картину сонными глазами. Нет, леса не шумели и солнце не грело. Только каменистые гряды, словно обагрённые кровью, стояли за окном. Пейзаж совсем не походил на тот Белый город, в котором родился и вырос Платон. Где были широченные улицы со светлыми домами. И видимая отовсюду пика циклопического корабля, стоявшего на космодроме за городом. Первого, отправившегося на Марс. латон еще немного поразмышлял о разном и отправился на завтрак. Астероид неподвижно глядел умиротворенными глазами на своего хозяина.