СССР: страна, созданная пропагандой
Шрифт:
Вот выдержки из статьи «Враги народа» из Вестника АН СССР за 1937 год, посвященной суду над врагами народа из Академии наук:
• «Семь дней длился судебный процесс над антисоветским троцкистским центром и участниками антисоветской троцкистской организации. Семь дней Верховный суд Союза ССР, а с ним и все народы великой страны социализма, нить за нитью распутывали клубок грязной, кровавой деятельности презренных предателей родины, шпионов, диверсантов, прямых агентов фашистских разведок. Перед лицом всего мира на судебном следствии развернулась потрясающая картина преступлений, совершенных этими наймитами империалистического капитала по прямой указке злейшего врага народа – иуды Троцкого. Азефы и Малиновские казались младенцами и простаками,
• «Процесс троцкистских диверсантов приоткрыл завесу над не менее преступной и грязной деятельностью правых отщепенцев – Бухарина, Рыкова, Угланова и др. Радек в своих показаниях вынужден был признать, что Бухарин и его сподвижники знали о преступной террористической и диверсионной деятельности троцкистского центра и разделяли его „установки”. Мало того, как показал на суде Радек, Бухарин и правые в своей борьбе против партии и социалистического строительства докатились до тех же троцкистско-фашистских форм борьбы. В этой своей гнусной деятельности против советской власти, по словам Радека, Бухарин делал ставку на так называемую „академическую молодежь”»;
• «Процесс над троцкистскими интервентами показал советскому народу, как хитер и коварен враг, как умело использует он всякую возможность для борьбы c советским государством. Процесс над троцкистскими интервентами показал всему миру, какими грязными методами фашистские отребья человечества стремятся проложить себе путь к власти над трудовым народом. Советские ученые, вместе со всем советским народом, отвечают на эти грязные и безнадежные попытки врагов еще большим повышением революционной бдительности и еще большим энтузиазмом труда на благо нашей социалистической родины» ([1], о «любви» к ученым см. также [3–4]).
Эти цитаты демонстрируют нам, что такие судебные процессы работали на то, чтобы вскрыть и добавить в список новые имена врагов. Борьба c врагами составляла инструментарий построения новой идентичности, когда само содержание события не так важно, как сам процесс единого порыва в борьбе c врагом.
Характерной чертой врага является его определенная невидимость. Он всегда скрывается под чужой личиной, поэтому так трудно его обезвредить и изловить. На поверхности он свой, но на самом деле он враг, вредитель. Такие герои, как Павлик Морозов, демонстрировали, что врагом может оказаться даже самый близкий тебе человек.
Интеллигенция была объектом наибольшего внимания. Вот инструкция, составленная для осведомителей ЧК: «Задания секретным уполномоченным на январь 1922 года. Следить за администрацией фабрик и интеллигентными рабочими, точно определять их политические взгляды и обо всех антисоветских агитациях и пропаганде доносить.
1. Следить за всеми сборищами под видом картежной игры, пьянства (но фактически преследующими другие цели), по возможности проникать на них и доносить о целях и задачах их и имена и фамилии собравшихся и точный адрес.
2. Следить за интеллигенцией, работающей в советских учреждениях, за их разговорами, улавливать их политическое настроение, узнавать об их месте пребывания в свободное от занятий время и обо всем подозрительном немедленно доносить.
3. Проникать во все интимные кружки и семейные вечеринки господ интеллигентов, узнавать их настроение, знакомиться c организаторами их и целью вечеринок.
4. Следить, нет ли какой-либо связи местной интеллигенции, уездной, центральной и за границей, и обо всем замеченном точно и подробно доносить» (цит. по: [4]).
Машина по уничтожению врагов начиналась по-другому. Первоначально в отношении известных ученых была использована более мягкая форма – высылка [5]. Это было
Академик Дмитрий Лихачев, сам отсидевший на Соловках, говорил: это неправда, что люди не знали об арестах. Все всё знали. Но это был такой вариант психологической защиты, тем более это не было темой для обсуждения. Он вспоминает: «„Незнанием” старались – и стараются – заглушить в себе совесть. Помню, какое мрачное впечатление на всех произвел приказ снять в подворотнях списки жильцов (раньше в каждом доме были списки c указанием, кто в какой квартире живет). Было столько арестов, что приходилось эти списки менять чуть ли не ежедневно: по ним легко узнавали, кого „взяли” за ночь. Однажды было даже запрещено обращаться со словом „товарищ” к пассажирам в трамвае, к посетителям в учреждениях, к покупателям в магазинах, к прохожим (для милиционеров). Ко всем надо было обращаться „гражданин”: все оказывались под подозрением – а вдруг назовешь „товарищем” „врага народа”? Кто сейчас помнит об этом приказе. А сколько развелось доносчиков! Кто доносил из страха, кто по истеричности характера. Многие доносами подчеркивали свою верность режиму. Даже бахвалились этим!..» [6].
Кого должна была постичь плохая участь? Почему там оказалась интеллигенция? Исходя из возможностей по созданию антикоммуникации особое внимание должно было уделяться:
• тем, кто обеспечивает потоки коммуникации;
• тем, кто может быть источником коммуникации.
Был еще один тип социальной группы особого внимания – спецслужбы еще искали обиженных, то есть тех, кто пострадал от смены власти. Именно по этой причине особое внимание уделяли священникам, дворянам, офицерам.
Лихачев писал, что среди корректоров искались люди дворянского происхождения. Он тоже оказался в списке, поскольку у отца было личное дворянство. Но он выскочил из этого списка, поскольку личное дворянство не передавалось потомкам, и он не был дворянином. Ему разрешили за свои деньги перепечатать этот список, и он оказался на некоторое время вне этого внимания. И это речь идет не о каких-то значимых постах, а всего лишь о корректорах в системе академии наук.
Если в довоенное время партийные органы, которые были мотором этого процесса, перевыполняя планы, спущенные сверху, как, например, это делал Никита Хрущев, шли впереди, то уже после как бы «прятались» от такого рода активности.
Именно под таким углом зрения описывают биографию Л. Брежнева: «Брежневу удается занять если не уникальную по тем временам позицию вне репрессивного механизма, то во всяком случае не способствовать его дальнейшему размаху. В одном из первых запротоколированных выступлений Брежнев „подробнее и детальнее говорил о городском планировании и парторганизации, чем о требованиях быть более бдительными, учитывать вражескую деятельность… Строго говоря, он сместил главную тему от „вредительства” к развитию города. Более того, Брежнев не только не настаивал на требовании смертной казни для исключенных из партии, что считалось тогда „хорошим тоном”, но и воздержался от „разоблачения” других лиц”. Такой же линии Брежнев последовательно придерживался и в последующие сталинские годы, уже когда занимал куда более высокие посты на Украине и в Молдавии: вместо того, чтобы обвинять других, он предпочитал сосредоточиться на деловых вопросах» [7].
Это явление борьбы c врагами получило широкое отражение в искусстве, поскольку массовое искусство позволяет вводить правила коллективного поведения незаметно и без эксцессов. Оно идет параллельно реальности, даже во многих случаях опережая ее. Это искусство задает параметры того мироустройства, которое нужно власти. По этой причине власть всегда не любила сатиру. Понимая, что если позволить смеяться над властью, она просто исчезнет. Поэтому все советские сатирики, начиная c Аркадия Райкина, концентрировались на борьбе c индпошивом и меньше c серьезными проблемами.