СССР
Шрифт:
– Что нужно?
– Скорость сто сорок, плавный левый вираж с резким торможением.
– Давай уж сразу с обрыва скинем, – пробурчал Валенчук, но послушно повторил вводную.
Скелет «кипчака» беззвучно закрутил бликующими колесами.
– Не видно, – крикнули с «камчатки».
Валенчук кивнул и перебросил изображение на доску. На «камчатке» удовлетворенно агакнули.
– Плоским можно? – уточнил Валенчук.
Никита помотал головой:
– Нет, так лучше. Но тут быстро.
Вышло
– Тормозит, – успел сказать Валенчук, и тут «кипчак» подпрыгнул, на миг ударил по глазам ажурным днищем и улетел с доски в невидимую область.
Класс взвыл. Валенчук сказал:
– Не понял. Стоп, двадцать секунд назад, повтор на половине скорости.
– На десяти процентах, – посоветовал Никита.
Валенчук, не отрываясь от доски, повторил.
На десяти процентах все отчетливо увидели, как «кипчак» при торможении чуть клюет носом, приподнимает задние колеса и бьет ими о невидимую землю, тут же повторяет жеребиный трюк, на втором подскоке отрывает правые колеса от земли и срывается в оверкиль, в два маха проламывает стойки и вертится на ходу, подставляя бока распаду.
– Стоп. Повтор с векторами распределения сил, – скомандовал Валенчук.
Невредимый остов «кипчака», ощетинившись синими стрелками, снова тронулся в путь, тормознул, влетая в синюю паутину, и с мучительной неторопливостью начал переворачиваться.
– Вот, – сказал Никита, тыча указкой в раму. – Вот шов, по нему, видите, сходятся разнонаправленные усилия, предел прочности я не считал, но вот на такой фигуре предел, видите, кончается.
– В шве только дело, уверен? – спросил Валенчук.
– Ну, не совсем, но основное – да, в шве. Доступ открыт? Вот, смотрите.
Никита, что-то бормоча собственному «союзнику», перенес раму со своей проекции в подрагивающий рисунок на доске, потом черпанул висящую у носа голограмму, погружая ладонь в трансмиссию, и размазал добычу по валенчуковскому остову, который зашипел и затрясся, но дар проглотил.
– Это что? – поинтересовался Валенчук.
– Ну, во-первых, бесшовный вариант, во-вторых, покрытие я тут посчитал одно.
– Там еще дополнительный узел какой-то.
Никита поморгал и сказал:
– Плоскости. В смысле, крылья.
Народ застонал.
– Плоскости. В смысле, крылья, – повторил Валенчук. Зачем?
– Летать, – ответил Никита.
– Покажи.
– Сперва бесшовность, может?
– Никитон, задолбал, полет покажи! – крикнул Синицын под менее внятные возгласы.
– Крылья покажи, – сказал Валенчук.
– Ну... Набор скорости до ста сорока, потом командуйте: «Крылья!» – и руль обязательно прямо.
Валенчук так и сделал.
Загрохотали стулья:
– Никита, ну ты даешь, – прошептала Наташа в миг, когда остов «кипчака», сверкающий под солнцем, не влезшим в кадр, плавно оторвался от земли и пошел в метре над размазанной лентой дороги.
– Повтор, фронтальная проекция, – скомандовал Валенчук.
Теперь выскальзывание крыльев из-под дверей было видно всем, как и плавное переливание хода «кипчака» в полет. И все затаили дыхание – и загалдели, лишь когда сверкающий шпангоут машины приземлился, втянув плоскости.
Валенчук легко перекрыл грай:
– Дальность какая?
– Четыреста метров. Плюс-минус полста.
– Что мало так?
– Почему мало? Трещину, завал или пробку перемахнуть хватит. А больше площадь крыльев не позволяет, ну и энергоемкость, конечно.
– Расход какой?
– Расход-то терпимый, процентов семьдесят сверху, но опасно. Уровень подзарядки совсем другой. Трения нет, торможения нет...
– Зато солнце ближе, – серьезно сказала Наташа.
Валенчук мелко погрыз верхнюю губу (класс привычно хихикнул) и решительно сказал:
– Так, ребят. На вечер планы какие?
Класс разномастно ответил, что до пятницы совершенно.
– Тогда поехали-ка все желающие в НТЦ. Там и модельки с большими допусками и точностями строить можно, и расчеты легче будут, да и нагляднее все. Может, в материал даже отлить успеем. Хочу я все-таки крылья на просвет посмотреть – есть в них сермяга, мне так кажется...
– А шов? – нерешительно напомнил Никита, глазки которого заполыхали совсем нестерпимо.
– Ну и шов, куда без него. Шов тоже прогоним. Сейчас прямо НТЦ дерну, попрошу третий экспериментальный подготовить... Товарищи, у нас урок.
– Прошу прощения, – подумав, сказал Егоршев, по разделениям вваливаясь в класс. – Я тут привел. Вот...
Он пошире открыл дверь – иначе приведенное не пролезло бы. И в распахнутый проем оно еле протиснулось, еще и Егоршева едва не опрокинув.
Пайковых для чиновников районная власть явно не жалела. Во всяком случае для дам, отвечающих за образование.
– Здравствуйте, дети, – сказала дама.
Поставленный голос не сбивала даже заметная одышка. Дети поздоровались куда менее звучно, да и не все. Валенчук тоже не поздоровался, убрал с доски изображение и опять грыз губу, таращась на даму.
– Вы можете идти, – любезно разрешила дама Егоршеву.
Егоршев кивнул и привалился к косяку, сунув руки в карманы.
Дама, не обращая внимания на мелкий саботаж, подплыла к учительскому столу, ловко не сшибив с ног уже Валенчука, и пропела, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в отдельности: