СССР
Шрифт:
– Физру она преподавала, – вполголоса предположил подлец Синицын.
Никита, проигнорировав выпад, сказал:
– Давайте я угадаю. Историю? Давайте посоревнуемся, кто больше назовет нарымских князьков.
– Кого-о? – недовольно протянула Тихомирнова.
– Ну, селькупской Пегой орды, полугосударственного образования, которое вот здесь, – Никита легонько топнул, – раньше было. Сравнительно недавно, лет четыреста назад. Да князей всего три штуки известно, несложно запомнить. Ну? Воня – первый, дальше?
Тихомирнова утомленно прикрыла глаза и сказала:
– Мальчик, это краеведение, а не история.
– Ну давайте поближе к вам возьмем. Пожалуйста,
– Это тоже краеведение.
– ...елий.
– Кихек еще, – подсказали с «камчатки».
– И Аблегерим, – добавила Наташа.
Никита кивнул и пояснил:
– Тут уже, видите, не до того. Не история. Понятно, на своей земле истории быть не может, чего уж в калашный ряд. А где у нас история? На Московской возвышенности, но не раньше двенадцатого века? На Украине? Или в Германии-Франции? Ну давайте по ним пройдем. Дату основания Москвы вы, наверное, помните, а что до тысяча сто сорок седьмого года там было – финны, балты всякие, поздняя дьяковская культура? Тоже нет?
– Никит, физику спроси, – предложила Инна.
Никита посмотрел на Тихомирнову, та медленно обводила класс нехорошим взглядом. Никита вздохнул и предложил:
– Пусть Геннадий Ильич спросит.
Валенчук вяло приподнял упертую в стол руку и двинул кистью. Видно было, что он очень переживает.
Никита тоже переживал, но замолкать не собирался:
– Хорошо, Инн, давай тогда я тебя спрошу. А Маргарита Владимировна поучаствует, если захочет. Допустим, так: два шара по децлу в диаметре каждый висят на метровых отрезках нити. Их поднимают на уровень перекладины и одновременно опускают. На какую предельную высоту после удара поднимется каждый из шаров, если известно, что они сделаны из одинакового материала с плотностью... ну, пусть десять кило на куб и вязкостью... ну, десять пуаз, но один из них сплошной, а второй полый и весит вдвое меньше первого.
– Ух ты, – сказал Пашка, а Инна наклонила голову и прищурилась.
– А, еще нити резиновые, параметры такие...
– Это не школьная программа, – спокойно сказала Тихомирнова.
– Это у вас она не школьная. Инн, за сколько решишь?
– Минут пятнадцать, – сказала Инна, недобро глядя на него.
– So, Маргарита Владимировна, in our school they teach us to solve these kind of problems in fifteen minutes. [22]
– Nicht nur diese, viel kompliziertere auch, [23] – оскорбилась Наташа.
22
( англ.) Так вот, у нас в школе учат такие задачки за пятнадцать минут решать.
23
( нем.) Не только такие, гораздо сложнее.
– Не хвастайся раньше времени, – начал Никита, но Паша прервал его предельно вредным голосом:
– Et selon votre programme il faut 'etudier `a traverser la rue au feu vert et ne pas monter en voiture avec des inconnus. [24]
– Да, маньяков бояться нас не учат, – согласился Никита.
Лицо Тихомирновой к тому времени совсем побурело. Она пошевелила губами и выговорила очень весомо:
– Вас, смотрю, уже поздно этому учить.
Ребята
24
( фр.) А по вашей программе надо учиться переходить улицу на зеленый цвет и не садиться в машину к незнакомцам.
– Гражда-аночка Тихомирнова!
Тихомирнова взялась пальцами за виски и вполголоса сказала:
– Дурдом. Зверинец.
Отпустила голову и как-то очень по-человечески спросила:
– Господи, ну вы же с детьми работаете! Что ж вы как в милиции совсем – «гражданочка».
Егоршев почему-то обрадовался:
– А вы отказываетесь от гражданства? Напрасно,– мы к себе только граждан России берем. Да у вас шансы и не слишком велики: нам ведь специалисты нужны, а ваша квалификация, как видим...
– Хватит! – звонко сказала Тихомирнова, еще звонче хлопнув ладонями по столу.
– Не больно? – сочувственно спросил Синицын.
Видимо, было больно. Тихомирнова горячо заговорила, машинально потряхивая кистями:
– Что ж вы за люди, а? Я, между прочим, вам сочувствовала, жалела даже – как же так, бедные детки, без школы остаются. А вы не детки и не бедные, вы крысеныши злые, хоть и умные. Как есть крысеныши. Не гнать вас. Давить.
– Как жидов? – обрадованно спросил молчаливый вообще-то Школьник.
– Гриша, ты что себе позволяешь? – глухо произнес Валенчук.
– А чего она пугает? – Гриша даже встал. – Приехала, урок сорвала, обзывается – да еще пугает.
– Да работа у них такая – пугать, – объяснила молчавшая до сих пор Юля. – Помните же?
Она встала, сложив пальцы на парте, и, глядя в лицо Тихомирновой, продекламировала:
На задворках, за ригами Богатых мужиков, Стоит оно, родимое, Одиннадцать веков...Гриша, дождавшись паузы, подхватил:
Под шапкою лохматою – Дубинка-голова. Крестом по ветру треплются Пустые рукава.– Это что такое? – спросила Тихомирнова. – Художественная самодеятельность?
– Нет, русская литература, – объяснил Леха, вставая. – Классическая. Может, вы хоть ее знаете. Нет?
И продолжил:
Старновкой – чистым золотом! – Набит его чекмень. На зависть на великую Соседних деревень...Инна неохотно поднялась и без выражения, но четко как инструкцию, рассказала, медленно переводя прицел сквозь длиннющие ресницы с Никиты на Тихомирнову:
Он, огород-то, выпахан, Уж есть и лебеда. И глинка означается, – Да это не беда!Тихомирнова всхлипнула, прикрыла пальцами нос и мощно устремилась к двери, которой попыталась хлопнуть, но успеха добилась не сразу – ручка соскальзывала. Поэтому Никита успел, кротко глядя в широкую спину, с выражением закончить: