Стаб
Шрифт:
И я не лгал. В тот момент я действительно в это верил. Он был силён, властен и прекрасен, и я смотрел на него, стараясь донести главную мысль:
Если ты решил спасти меня, сделай это как положено. Доведи дело до конца.
Рэймс посмотрел вглубь коридора: как оказалось, его хозяин наблюдал за развернувшейся драмой и ожидал его ответа с тем же нетерпением, что и я.
– Этот сойдёт, - пробормотал Рэймс, имея в виду Задиру.
Не меня.
Он прошёл мимо, и я послушно разжал
Его выбор пал на моего врага. Моего несостоявшегося убийцу. И сделал он это не из-за несомненных качеств последнего, а мне назло и в угоду своему господину. Рэймс оказался хуже Задиры, и именно с этим мне было смириться тяжелее всего.
Кроме того пришлось смиряться с тем, что мои первые чистосердечные, светлые порывы были растоптаны так бесцеремонно, в мгновение ока.
Смотря вслед гостям, я пытался разобраться в собственных чувствах. У меня до сих пор саднило горло, но в груди жгло сильнее. Мне хотелось закричать, но - опять же - у меня болело горло и жгло в груди...
Шаги стихли, и я почувствовал себя ещё хуже - так, словно остался один в целом мире. Заметив оставленные иерархом перчатки, я подполз к ним и натянул на свои грязные ладони. Это было вопиющим преступлением, но я не мог отказать себе в удовольствии - стать сопричастным высшей власти даже таким нелепым, детским способом.
Так я сидел ещё пару минут, сжимая и разжимая кулаки, пока меня не застали за этим занятием надзиратели. Мне влетело... по большей части за испачканную одежду, ну и за то, что я шлялся, где ни попадя тоже.
Перчатки отобрали, но я не сильно расстроился. Хотя бы потому, что этот случай сделал меня невероятно популярным среди приютских детей, тем самым позволив мне преспокойненько дожить до самого выпуска. Я стал кем-то вроде носителя уникального знания. Видевший иерарха и говоривший с его ликтором.
Даже прихвостни Задиры обходили меня стороной. Поначалу, пародирующие надменность элиты, они как будто бы не замечали меня, веря, что не сегодня-завтра Задира вернётся за ними, как настоящий друг.
– И тогда уж мы не станем зависать со всякими придурками. Ликторы, знаете ли, ужасно заняты. Ни одной свободной минуты. Но, может, мы заглянем сюда, чтобы выбрать себе что-нибудь из "мебели". Хотя вряд ли среди такого сброда можно найти достойную "вещицу".
Но прошёл год, за ним - следующий, и они не трогали меня уже потому, что сами стали мальчиками для битья. Сдержал в итоге Задира слово и вытащил своих дружков из той дыры или нет, я так и не узнал.
Когда однажды я проснулся на испачканной кровью простыне, меня решили увезти на ферму.
Мне сказали, что это лучший день в моей жизни, но я не поверил. После изнурительных обследований и болезненных анализов со мной провели беседу, растолковав, какая ответственная роль мне поручается и что далеко не каждому оказывается такая "честь". И вот, представьте себе, я - счастливчик, у которого есть хотя бы "отличные генетически данные" (у большинства не было и этого), размазываю сопли по лицу, потому что понимаю, что всё пропало.
Я умру лет через пять - ожиревший, тупой, совершенно оскотинившийся. Я упаду на самое дно, тогда как многие из нас возвысятся, став солдатами. Героями. Но что расстраивало меня больше всего - он не вернулся за мной.
Да, я с чего-то решил, что Рэймс может передумать. Что ему просто нужно время - день, неделя, месяц, чтобы раскинуть мозгами и решить: "а почему бы и нет?" Просто попробовать. Дать мне шанс. Что ему стоило? Он бы не пожалел, никогда бы не пожалел о том, что передумал...
– Не бойся, - неправильно растолковал мои слёзы доктор.
– Сейчас я сделаю укол, и ты сразу успокоишься. Тебе захочется спать, а когда проснёшься, ты уже приедешь в свой новый дом. Тебе там понравится, обещаю.
ГЛАВА 2
Вообще-то, начать следовало с другого.
Дело в том, что будучи ребёнком я не знал ни черта, потому что не выходил за стены приюта. В чём я был эксперт, так это в мытье полов и унижениях. К пятнадцати годам я мог считаться опытным неудачником - насмешки не расстраивали меня, угрозы и оскорбления навевали скуку, я не умел дружить и держался в стороне от остальных.
Единственная история, о которой я мог рассказать тогда - моя встреча с Рэймсом. Кроме того, что это была паршивая история, она имела ко мне косвенное отношение и за два года всем в приюте приелась.
Но других я не знал.
Вернись же я в приют сейчас (чего мне совсем не хочется), я бы стал там кем-то вроде Шахерезады, о которой я теперь тоже кое-что знаю. В запасе у меня была бы тысяча и одна история, которую я бы предварял словами:
Ну что ж, чёрт возьми, пора начать.
***
Трудно поверить, но когда-то я мог бы иметь дом, семью, карьеру и я бы назывался... женщиной. Это было по-своему почётно. Я мог бы полноправно отрастить волосы и даже носить их распущенными, на манер иерархов. Я мог бы менять цвет одежды и, скажу больше, я бы постарался, чтобы у меня её было полно.
Даже невзрачный, больной, толстый или старый я бы всё равно считался символом красоты, доброты и заботы, потому что в те прекрасные времена мой пол был нераздельно связан с таким священным понятием как "материнство".
Моя слабость, которая превратила меня в объект для издевательств, там бы стала моим оружием, и я бы научился в совершенстве им пользоваться. Например, я никогда не стал бы защищать себя сам, а нашёл бы защитника себе по вкусу... Я до сих пор не знаю, как это работает, но книги, которые я читал, утверждают, что это не так сложно. Не нужен ни мысленный контроль, ни шантаж, ни деньги. Это как-то произошло бы само собой...