Стадион
Шрифт:
Выстрел. Все шестеро сорвались со старта, и Эрика сразу же вышла вперед. Она бежала, а сердце ее гремело, как колокол. Девушка видела, как рядом оказалась Ирина Гонта, потом немного опередила ее.
До финиша оставалось двадцать метров. Ну, последнее усилие…
И вдруг трибуны стадиона пошатнулись, перед глазами Эрики побежали красно–черные полосы, и она со всего размаха лицом вниз упала на твердую черную землю дорожки. Тело ее еще слегка рванулось вперед и застыло. Стадион ахнул, но в ту же секунду внимание зрителей отвлек стремительный
Стадион захлопал, закричал, обрадованный и встревоженный одновременно. К Эрике подбежали, подняли ее, понесли на медпункт. Тибор Сабо, неся ее, держал за плечи и чувствовал, как нервно, напряженно бьется ее сердце, то совсем затихая, то начиная стучать, как молот. А взволнованная и смущенная Ирина Гонта, еще сама не веря в свою победу, уже стояла на почетном возвышении. Рядом, чуть пониже, стояли Мери Гарден и Нина Сокол. Третий раз за этот день над стадионом зазвучал Гимн Советского Союза. Счастье Ирины было таким неожиданным и полным, что она не могла его как следует осознать.
Она подумала о Степане Кротове, представила, как он обрадуется, услышав о ее победе, посмотрела вниз и похолодела — она, наверное, сходит с ума: не успела захотеть, как все исполнилось — к ней, весело улыбаясь, шел Степан Кротов. Значит, дошла телеграмма.
— Степан! — крикнула Ирина, бросилась ему навстречу, и белые ленточки, вплетенные в ее косы, смешно подпрыгнули.
А в это время на медпункте Эрика открыла глаза, увидела встревоженное лицо Тибора и прошептала:
— Выйдите все… Тибор, останься…
Когда все вышли, Эрика хотела улыбнуться своему любимому, успокоить его, но сухие губы ее не слушались.
— Я очень люблю тебя, Тибор, — не сказала, а прохрипела она.
Слезы застлали глаза Тибора.
В медпункт вбежал врач.
— Это безумие! — воскликнул он. — Какое возбуждающее средство вы принимали?
— Не знаю.
— Кто вам его дал?
— Эрвин Майер.
Врач побежал искать Майера. Тот должен был знать, как нейтрализовать действие допинга.
— Я очень любила тебя, Тибор… — снова прошептала Эрика. Ей казалось, что сердце стало огромным и теснит, разрывает грудь. — Нет нам счастья с тобой… прощай…
— Ты будешь жить, Эрика! — крикнул Тибор.
Последним и, как ей почудилось, громовым ударом отозвалось ее сердце на слова любимого, и сразу же черты его расплылись в ее глазах и навсегда исчезли в густом тумане. На губах Эрики показалась розоватая пена, тело ее вздрогнуло и замерло.
Не видя ни врача, ни людей, вбежавших в медпункт, Тибор вышел на стадион, и золотое солнце над головой показалось ему черным.
Глава тридцать восьмая
Соревнования не принесли генералу Стенли ничего, кроме огорчений, Майер и Шиллинг
А тут еще умерла Эрика Штальберг, и все восточные газеты кричат, что смерть произошла от большой дозы допинга. Вот тебе и слава американского спорта! Нет, только ловкий поворот на митинге может исправить положение и улучшить настроение генерала Стенли.
Речь для Шартена давно уже написана и отослана. Авторитет писателя, его слова сделают свое дело, а «тевтоны» обеспечат нужную реакцию публики. Митинг сгладит впечатление, произведенное победами советских спортсменов на немцев и на всю Европу.
Генерал взглянул на часы и включил радио. Митинг начнется через десять минут, тем временем диктор неторопливо и монотонно читал результаты соревнований. Одно за другим он называл имена советских, американских, французских, венгерских и прочих спортсменов, но генералу Стенли казалось, что из репродуктора все время несется одно слово: «Советский Союз, Советский Союз, Советский Союз», будто только советские спортемены заняли первые места на этих соревнованиях. Вот еще новость: какая–то венгерка Илона Сабо выиграла барьерный бег на восемьдесят метров. А француз Бартье победил в беге на четыреста метров. Неужели нельзя было приказать ему бежать медленнее. Какие–то венгры выиграли соревнование по плаванию, а чехи по велосипеду. Черт знает что! Куда смотрели Шиллинг и Майер.
Покончив с итогами соревнований, диктор стал читать обращение группы спортсменов в защиту мира. Среди подписей, стоявших под обращением, генерал услышал имя Эрики Штальберт и окончательно вышел из себя. Теперь уже ничего не поправишь — девушка умерла, а подпись ее осталась под воззванием и, пожалуй, произведет еще больший эффект, чем тогда, когда Эрика была жива.
Оркестр заиграл марш — должно быть, скоро начнется митинг. Стенли отодвинул бумаги, лежавшие перед ним на столе, и точнее настроил приемник, усилив громкость звука.
Генерал не ошибся — на стадионе начинался митинг. Трибуны запестрели плакатами, лозунгами и знаменами.
На невысокую трибуну взошел председатель Международного союза студентов и в абсолютной тишине объявил митинг открытым. Он прочел обращение группы спортсменов и призвал студентов всего мира бороться против войны, за свободную, счастливую молодость, за мир.
Потом, когда стихли аплодисменты, он сказал:
— Слово предоставляется писателю Анри Шартену.
Шиллинг подал условный знак, и «тевтоны», сидевшие группами в разных углах стадиона, приготовились аплодировать.