Стадия серых карликов
Шрифт:
«Тут рядовой генералиссимус пера выдает с себя с головой как заядлый антиперестройщик», — подумал, поморщившись, как от зубной боли, Великий Дедка и всматривался испытующе в лохматую рожу окаянного.
Заглянул, заглянул он в прогрессивную папочку Филея Аккомодовича, заглянул! И поразился сатанинством замысла: якобы три тысячи тонн металлолома в обмен на пять миллионов пар дамских колгот! Тут воображение и подсунуло картину зарождения звездного каннибала: спирали вещества, напоминающие собой панцирь доисторического моллюска, втягивались в центр, в Никуда. Как тут не поежиться, ощутив сверхсатанинскую силу абсолютной центростремительности и услышав
Как разделят пороховой погреб размером в одну шестую планеты? Как можно избежать насилия и жестокости, которые будут здесь править бал десятки лет? Не вострубят ли при этом все семь Ангелов и не выльют ли все семь чаш гнева — вспомнил Лукавый об Апокалипсисе и, осердясь, с хрустом откусил половину когтя, с досадой выплюнул ее. Кусок когтя загорелся изумрудным огнем, зашкалив в округе все радиационные дозиметры, и медленно угас.
Великий Дедка не торопил с ответом, однако настала пора и спросить:
— И в чем же вам видится выход?
— Не лукавьте, коллега. Вы знаете мой ответ, ибо он единственно возможен: все должно вернуться к своему истинному предназначению. Зло должно быть Злом, Добро должно быть Добром, человек — Человеком, жизнь — Жизнью, честь — Честью, правда — Правдой, счастье — Счастьем и так далее и тому подобное. Все у нас перепуталось и поменялось местами. Истинность утеряна, царство суррогатов. Надо все возвращать на истинные свои места. Зло может существовать только при условии существования Добра. И я, архангел Зла, вижу выход в том, чтобы укрепить начала Добра.
— Извините, но это слишком интересно!
— Да вы что, в самом-то деле! — закричал гневно Лукавый. — Вы хотите, чтобы я и путь к этому показал?! Или бесовскую рать — в дорожный стройбат имени Степки Лапшина или в армию спасения?!
Черт на палке от ужаса ойкнул, закрыл глаза и сощурился, стал похож на грецкий орех.
— Кризис — он во всем кризис, — спокойно заметил Великий Дедка. — То, что вы провозгласили — благие намерения. А они, известно всем, куда ведут. Я понимаю, что существование рая имеет смысл только при существовании ада. Но как на практике вернуть все на истинные свои места?
— Да черт вас побери, какой же вы коварный! — неистовствовал Лукавый, нервно расхаживая по крыше «Седьмого неба». — Мои черти не могут стать доброжилами, они должны оставаться чертями. Или вы намекаете на то, что и мы с вами должны поменяться местами?
— Упаси Бог!
— Так неужели вам непонятно, что если мы Злу и Добру задумали вернуть истинное значение, то самый первый шаг к этому — понимание того, что есть что и кто есть кто? Разве можно создать нечто, допустим, красивое, не понимая, что такое Красота? А Добро ваше любимое?! А Зло мое растреклятое?! И прекратите мне диктовать ваши условия, потому что я — не побежденный, и вы — не победитель. Победителей в таких ситуациях не бывает.
— Напрасно вы так разволновались, — продолжал гнуть свое Великий Дедка. — Никаких условий я вам не могу диктовать, и это вы прекрасно понимаете. Но у меня есть предложение: подписать протокол о наших намерениях.
— С какой целью?
— А чтобы показать, что даже мы, с одной стороны, нечистые, а с другой, не совсем чистые, предрассудки и традиции человеческие, нашли общее понимание и дело.
— Для личного примера, так сказать? О, я страх как
— Тогда приступим, — сказал Великий Дедка.
И воздух перед ними сгустился, задрожал, застыл в округе ветер и из красивейших, идеально каллиграфических, алых букв составилось:
Главный Домовой Москвы, он же Дух Неглинский и Великий Дедка Московского посада, с одной стороны, и Всемосковский Лукавый, он же Московский Сатана и Черт Неглинский, с другой стороны,
от имени всех столичных домовых и нечистых, представляя их высшие интересы, обеспокоенные великой смутой в умах и душах своей паствы, малостью истинно необходимых людям преобразований и разгулом трескучей преобразованщины, ведущей к утверждению в обществе всеобщей ненависти и мести, насилия и разрушения, которые, накапливаясь и откладываясь в сознании людей, подошли к тому пределу, что возможно возникновение цепной реакции жесточайшего антигуманизма во всем мире, а также осознающие, что моральную катастрофу легче предупредить, чем бороться с ее последствиями, которые могут оказаться необратимыми и гибельными для земной цивилизации,
удрученные безволием, бессилием и говорливостью институтов светской власти,
возмущенные ставшим обычным явлением постыдной подмены Зла Добром и Добра Злом,
осознавшие, что человечество в великих муках идет к новому миропониманию и обновленной морали,
исполненные твердой веры в Разум и Волю человека,
убежденные в том, что преодолением крупнейшего за всю историю своего существования духовного кризиса люди несомненно оправдают свое право называться homo sapiens, то есть человеком разумным, и откроют для себя путь к формированию homo florens, то есть человека прекрасного, процветающего, благородного, могущественного и доброго,
и желающие всеми доступными им средствами способствовать этой истинно гуманистической цели,
составили настоящий протокол о том, что домовые и окаянные будут всемерно помогать людям различать Добро и Зло и не допускать подмены их друг другом,
сделают все зависящее от них для возможно полного понимания людьми сущности Красоты и Безобразия, что является первым и самым важным условием торжества Гуманизма, продвижения к Истине и Идеалу,
и подписали его, оставив открытым для присоединения к нему всех, кто стремится к не противоречащим Гуманизму Идеалам.
Великий Дедка начертал под алыми строками круг, обозначающий Солнце, нарисовал внутри крест из двух обоюдоострых стрел, символизирующих единство человека и космоса, прошлого и будущего, поставил четыре точки — четыре краеугольных камня, которые древние люди, приступая к возведению жилища, приносили с четырех полей, как бы со всех концов света. Всемосковский Лукавый знал значение всех этих символов, родившихся многие тысячи лет назад, когда не было и в помине нынешних племен и народов, но он никогда их не видел в соборности и не знал, что Дух Неглинский поклоняется именно им. Это был Знак Гармонии человека с самим собой и окружающим миром, Формула Счастья человеческого, и графически это изображалось так: