Сталин и конструктора
Шрифт:
"Где же, как не у товарища Сталина можно говорить легко и то, что думаешь, чего хочешь. Как заботливо он говорил о всех нас и как глубоко направил по правильному пути наш труд. Как это хорошо и ясно всё стало. Великое мне выпало счастье побывать у товарища Сталина!"
Если Вас смущает неуместный восторг, напомню – Королёву вождём было чётко поставлено две задачи. Создать носитель для ядерной бомбы, способный долететь до США. И вторую – научную, мирный космос.
Королёву для решения этих задач Сталиным были предоставлены все ресурсы могучего СССР. Помните, как в известном тосте
Вот как пишет Королёв с полигона когда пришло известие о смертельной болезни Сталина. Не на партсобрании выступает с дежурными лозунгами, жене пишет в частном письме.
"Тревога не оставляет сознание ни на минуту. Что же с ним, Сталиным, будет и как хочется, чтобы всё было хорошо."
А вот через день, в таком же письме жене:
"Так нестерпимо больно на сердце, в горле комок, и нет ни мыслей, ни слов, чтобы передать горе, которое нас всех постигло. Это действительно всенародное, неизмеримое горе – нет больше нашего родного товарища Сталина. Самый простой, самый маленький человек мог к нему обратиться и всегда получал просимую помощь. Сталин – это свет нашей жизни!"
Думаете, опять для красного словца? Сравните высказывания о смерти Сталина писателя Эренбурга или доктора Мясникова. Те чуть ли не чечётку от радости на гробе вождя отбивают. Нет, Королёв пишет крайне искренне о глубоком личном горе. Можно ли так писать о человеке, невинно по своему капризу отправившего ближайших коллег к стенке, а тебя самого на Колыму? Решайте сами.
В дневнике от девятого марта, уже не для жены, а только чтобы выплеснуть горе, для себя великий конструктор Королёв напишет:
"Слушали по радио похороны товарища Сталина. Как страшно тяжело. Я плакал. Добавить нечего. Наш товарищ Сталин будет вечно жить с нами."
Но нет, в передаче про такое не рассказывали. Рассказывали про железные прутья и расстрельные списки ни за что. Такая вот у них реальность. Альтернативная.
Совет Сталина конструктору танков
"А Вам, товарищ, я настоятельно советую на Политбюро с такими ответами не приходить!" – так Сталин подытожил долгое обсуждение новой конструкции танковой башни. Вспоминал об этом выдающийся академик-атомщик Василий Семёнович Емельянов. Дело в том, что будущий атомный эксперт как раз и сварил броню для той башни.
К большому сожалению, сегодня мало кто помнит, кем был Емельянов, а ведь дядька совершенно удивительный. Начиналось вполне обычно.
Отец – плотник из городка под Саратовом. Самому Василию довелось повоевать в Гражданскую за Бакинскую коммуну. Потом служил красноармейцем.
В двадцать первом поступил в Горную академию. Горел желанием учиться на металлурга, специальность стране очень нужная, а старые секреты металлического дела рассосались вместе с царскими инженеришками.
Одна из любимых книжек детства – "Старая крепость". Она как раз про это – вот завод, до Революции лил чугун. Да только все секреты в голове одного инженера, а тот оказался прихвостнем хозяина. С ним и слинял за границу. А литейное дело непростое – попробуй нащупать рецепт ковкого чугуна, к примеру!
После академии Василий поступает работать в Московский институт стали. Но он – вовсе не кабинетный учёный. Емельянов с нуля создаёт новый процесс изготовления ферромарганцев. А потом едет проектировать новый завод невиданных сплавов в Запорожье.
Советской власти остро требуются лёгкие и особо стойкие стали. Броня требуется для самолётов и танков. Потому что на Западе один броневой лист тянет по цене на целый паровоз. Василия посылают на два года в Германию. Стажироваться на заводах всемирно известного оружейного концерна Круппа. Времени немного – после возвращения не отчёты о командировке писать, а создавать уже свою, Советскую броню.
Впрочем, командировка затягивается ещё на год. Советские дипломаты договариваются, чтобы Емельянову дали возможность поработать на главном заводе Круппа в Берлине. По возвращении сразу же направлен строить завод особых сталей в Челябинске. В тридцать четыре года уже щеголяет корочками профессора и доктора наук. Заслуженно – завод запущен и выдаёт отличные стали.
В тридцать седьмом Емельянова забирают командовать Седьмым Главным управлением в Наркомат оборонной промышленности. Управление непростое, для своих так и называется – "сталь для брони".
Именно в этот период случилась история с "советом" товарища Сталина. Специалист по броне специально не называет ни конструктора танка, ни его модели, чтобы не обидеть. Подозреваю, что речь о легендарной тридцатьчетвёрке. Конфуз-то вышел знатный.
На Политбюро заслушивались результаты разработки новой башни для танка. Каждый из специалистов рассказывал о своём. Хозяйственники рассказывали об экономии дефицитных легированных сталей при новом процессе. Технологи твердили об упрощении производства башни.
Сталин пытался добиться внятного и предельно конкретного ответа – чем новая башня лучше старой. Теория – дело хорошее, Вы факты предъявите! Вопрос не праздный. Старая сварная конструкция хорошо освоена производством. Запускать новую башню – полностью перестраивать технологию. Это и потеря ценного времени и государственных денег. Стоит ли браться? Отвечать взялся Емельянов.
Он показал результаты отстрела на полигоне двух вариантов башни. Старого, сварного из отдельных частей. И новой версии, цельного литья. По заключению комиссии на полигоне было ясно видно – новая башня гораздо лучше держит снаряд из пушки. Монолитная броня не имеет таких уязвимых мест, как сварная.
Сталин внимательно изучил отчёты с полигона. И кивнул, вот наконец-то разговор по делу: "Это соображение серьёзное."
И вдруг попросил подняться конструктора танка. Вопросом, который тот не продумывал и меньше всего ожидал услышать от вождя:
"Скажите, товарищ, а как изменится положение центра тяжести танка при переходе на новую башню?"
Конструктор бодро отрапортовал, что измениться не должно. Ну если и поменяется развесовка, то "незначительно".
Сталину ответ не понравился: