Сталин и писатели Книга четвертая
Шрифт:
ИЗ ПИСЬМА ЗАМЕСТИТЕЛЯ
ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ОГПУ Я.С АГРАНОВА
И.В. СТАЛИНУ
25 октября 1933 г. Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину
При обыске у Масса, Эрдмана и Германа обнаружены к[онтр]р[еволюционные] басни-сатиры.
Арестованные Эрдман, Масс и Герман подтвердили, что они являются авторами и распространителями обнаруженных у них к[онтр]р[еволюционных] произведении.
Сейчас все эти «контрреволюционные» произведения хорошо известны. Но установить, какие из них принадлежат Н. Эрдману, какие В. Массу, а какие они сочиняли
Известно, что Н.Р. Эрдманом написано множество басен. Некоторые из них — в соавторстве с В.З. Массом. Видимо, сегодня, когда обоих соавторов нет среди нас, установить с категорической достоверностью единоличное авторство или меру участия партнеров представляется, увы, невозможным.
Так, некоторые из басен, известных мне как эрдмановские — в чтении самого Николая Робертовича, а также Х.А. Локшиной, отличавшейся до последних дней феноменальной памятью, были опубликованы в журнале «Вопросы литературы» № 1 за 1988 год как басни В.З. Масса. Разгадка этого недоразумения кроется в том, что машинописные тексты басен хранились в архиве В.З. Масса без авторской подписи, что не исключало возможности публикации басен под двумя именами либо под любым из двух на выбор издателя. Видимо, следует признать двойное авторство этих басен. К этому склоняется и опубликовавшая их А.В. Масс.
Помимо этой, тоже, конечно, очень важной причины, есть и другая не менее важная, из-за которой почти невозможно установить, какая басня кем из них была написана, а какие они сочиняли вдвоем.
Кроме общего направления мысли все (почти все) эти басни отличает некий эстетический канон, выработавшийся у соавторов в процессе их совместной работы. (Как у Ильфа и Петрова, в книге которых «Одноэтажная Америка» никакой текстолог уже не различит, какие ее главы авторы писали порознь, а какие вдвоем.)
Басня — старый, можно даже сказать, древний жанр. (Не зря соавторы в одной из самых знаменитых своих басен, явно имея в виду себя, поминают Эзопа)
Но Эрдман и Масс не просто внесли в этот старый жанр нечто новое, свое. Они его перевернули. Можно даже сказать — вывернули наизнанку.
Строго говоря, эти их басни не столько продолжают и развивают этот старый (древний) жанр, сколько его пародируют.
Классическая басня, как известно, завершается (а иногда предваряется) «моралью», и эта ее мораль является непосредственным и логичным выводом из ее сюжета. Как, скажем, у Крылова в басне «Лебедь, рак и щука»:
Когда в товарищах согласья нет, На лад их дело не пойдет И выйдет из него не дело — только мука.Или в басне «Квартет»:
А вы, друзья, как ни садитесь, Всё в музыканты не годитесь.У Эрдмана и Масса мораль их басни, как правило, не то что не вытекает из ее сюжета. Она ему даже не противоречит. Она просто НИКАК С НИМ НЕ СВЯЗАНА.
Взять хоть тот же «Случай с пастухом».
Мораль - «не занимай ответственного места» с дурацким поступком затейника-пастуха, который сел на муравейник, решительно никак не связана. Разве только, если предположить, что этим своим поступком он нанес муравейнику и обитавшим в нем муравьям серьезный вред. (На что, кстати, намекает фраза, что муравьи искусали его не просто так, а - «в знак протеста».) Но даже при таком - весьма приблизительном - истолковании смысла этой басни следует признать, что с классической басенной традицией она имеет весьма мало общего.
Особенно отчетливо этот эстетический принцип выявлен в басне
Что ни говори, но уж ЭТА мораль из рассказанного нам басенного сюжета ну никак не вытекает. Хотя сама по себе, никак с этим сюжетом и не связанная, наверно, содержит в себе некую несомненную истину, о которой авторам и хотелось поведать читателям
Раскрыть смысл и природу этого художественного приема мне поможет слышанный мною однажды анекдот про Байрона. Скорее всего даже не анекдот, а - апокриф, легенда
Некий современник Байрона, тоже довольно известный в те времена поэт, сочинил обращенную к нему эпиграмму, смысл которой, если перевести ее на язык родных осин, звучал так:
Я, такой-то (имярек), Живу с твоей сестрой.О том, действительно ли этот самый имярек жил с сестрой Байрона, история умалчивает. Быть может, это была чистейшей воды клевета.
Но с точки зрения поэтической формы эпиграмма была совершенна. Все в ней там было на месте: и безупречный стихотворный размер, и безукоризненная рифма.
Но, возражая противнику ответной эпиграммой, в суть дела Байрон вдаваться не стал.
Убийственный его ответ на нее был таков:
А я, Джордж Байрон, Живу с твоей женой.— Позволь! — возмущенно вскричал байроновский оппонент. — Да ведь у тебя тут нет рифмы?
— Зато правда, — ответил Байрон.
Из этой истории — скорее всего выдуманной — следуют по крайней мере два вывода.
Первый состоит в том, что байроновский оппонент в литературе был человек не случайный, поскольку эпиграммой собрата он был задет и оскорблен не как муж-рогоносец, а как профессионал-стихотворец. Что же касается второго вывода, то он тоже важен. Смысл его в том, что правда в искусстве — дело тоже не последнее.
Тут столкнулись две разные эстетики.
А рассказал я этот анекдот к тому, что Эрдман и Масс в своих баснях безусловно придерживались эстетики второго рода.
На каждый упрек, что вот, мол, ваша мораль никак не вытекает ни из логики, ни из смысла, ни из содержания рассказанного вами сюжета, они могли бы, подобно Байрону, ответить:
— Зато это правда.
Без большого риска ошибиться я мог бы сказать, что ответить таким образом они могли бы даже с большим основанием, чем британский классик, поскольку тот вполне мог ради красного словца и пренебречь истиной. А у них, как стрелка компаса на север, мораль каждой их басни неизменно и неуклонно нацелена НА ПРАВДУ. И правда эта далеко не всегда так примитивно проста и даже мелочна, как в случае с верблюдом и плохими иголками. Сплошь и рядом — это весьма серьезная и даже глубокая правда.