Сталин против партии. Разгадка гибели вождя
Шрифт:
Нельзя не согласиться с данным выводом В. Пятницкого. Действительно, личный авторитет Сталина был непоколебим только в узкой среде его единомышленников, то есть среди членов Политбюро и у некоторых членов ЦК, которые не задумываясь отдавали на заклание своих товарищей по первому же требованию Сталина. Но для сокрушения «коллективного руководства» этого было недостаточно. И Сталин занес меч над головами тех, кто решительно сопротивлялся задуманному вождем мероприятию «прополки огорода». Вот и на июньском Пленуме это проявилось, прежде всего, в выступлениях Каминского и Пятницкого, которых нельзя было заподозрить в «гуманности» в последние 3 года, когда машина репрессий медленно, но верно набирала обороты.
К сожалению, такой глубокий исследователь
«Нельзя принять и иную, уже современную версию, объясняющую арест Пятницкого тем, что на июньском пленуме он крайне резко выступил против массовых репрессий. Во-первых, на самом пленуме данный вопрос не обсуждался. Во-вторых, невозможно представить себе, что Пятницкий, твердокаменный большевик, почти сорок лет отдавший революционному движению, беззаветно преданный марксизму, идее пролетарской революции, в одночасье и беспричинно кардинально поменял свои взгляды, отрекся от былых убеждений, принципов и стал горячим защитником тех, с кем всегда и бескомпромиссно боролся, — оппозиционеров, бывших, кулаков, «церковников» да вдобавок и уголовников» [45] .
45
Ю. Жуков. Иной Сталин. М., 2008. С. 464.
Сначала о жуковском «во-первых». Если судить только по официально объявленным повесткам Пленумов ЦК и опубликованных итогах этих форумов, в стране много чего не должно было происходить. Ю. Жукову как никому другому известно, что многие вопросы, и на Политбюро, и на Пленумах ЦК обсуждались без ведения протоколов и стенографирования.
Многие важные вопросы, особенно в послевоенные годы, решались на «посиделках», проходивших на сталинских дачах, без всяких протоколов. Даже если таковые и велись, в том числе под грифом «секретно», как это было в случае с «Протоколом № 10», то и тогда в них регистрировалось далеко не все, откуда и разительные «пробелы» в этом протоколе, видимые невооруженном глазом. А теперь о «во-вторых». По всей видимости, Ю. Жуков знаком с сочинением В. Пятницкого, на которое он ссылается в своей книге. Однако, он уверен, что автор, стараясь обелить своего отца, просто придумал эпизод с выступлением И. Пятницкого на июньском Пленуме и об этом «эзоповым языком» сообщает читателям. Но это совсем не украшает автора с этической точки зрения.
Нет, не придумал все это В. Пятницкий, который, как и всякий порядочный сын, где только можно, выставляет отца с положительной стороны. Но вот в рассказе о выступлении И. Пятницкого на Пленуме он опирается на весьма солидного свидетеля — Лазаря Моисеевича Кагановича, которому не было никакой нужды что-либо сочинять, когда он давал свое интервью уже после смерти Сталина. Причем он рассказывал о тех событиях не самому В. Пятницкому, а совсем другому человеку. Из рассказа Л. Кагановича вырисовывается следующая картина:
«Каганович охарактеризовал И. Пятницкого как очень дельного работника, который, так же как он сам, не принадлежал к этим трепачам-теоретикам, что оба были прекрасными практиками и это в то время было главным.
Каганович сказал о Пятницком, что он был замечательным организатором, хорошо знал свое дело, имея в виду Коминтерн, и пользовался в партии большим авторитетом. Что Пятницкий никогда не колебался в проведении политики партии, ни в каких оппозициях не участвовал ни до революции, ни после нее. Что ему очень доверял Сталин и именно поэтому его и поставили на новое и очень нужное дело: следить за четкостью проведения в жизнь решений партии в органах государственного аппарата. И он, Пятницкий, в короткое время сумел наладить эту работу. Но испытание временем не выдержал, сорвался.
Здесь Каганович пояснил, что в 1937 году отношения Пятницкого с Ежовым и Маленковым очень обострились и ему, Кагановичу, приходилось много разбираться с этими вопросами.
После выступления Пятницкого Сталин прервал заседание Пленума и объявил перерыв. Он собрал некоторых членов Политбюро, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.
Сталин поручил Молотову, Ворошилову и ему, Кагановичу, уговорить Пятницкого отказаться от своего выступления, и тогда все ему забудется и никогда этого не вспомнят.
Когда они вышли в общий зал и подошли к отцу, передав ему просьбу Сталина взять назад свое заявление, он, Каганович, напомнил ему, что Сталин верит в него как в человека и большевика и ценит его как непревзойденного организатора и повторил опять, что если он возьмет свое заявление назад, то в этом случае оно забудется и о нем никогда вспоминать не будут. Но отец отозвать свое заявление отказался. Тогда Молотов напомнил ему о семье — жене и детях — и посоветовал подумать об их судьбе. Ворошилов напирал на то, что Сталин продолжает верить Пятницкому как человеку и большевику.
На это отец ответил, что он совершенно ясно представляет свою дальнейшую судьбу, но отказаться от этого заявления ему не позволяет совесть коммуниста. Сказал, что его выступление на Пленуме не случайное, а вполне осмысленное действие. Что во имя чистоты и единства партии он готов пожертвовать и своей жизнью, и, если в этом будет необходимость, то и жизнью своих детей и жены.
Каганович сказал, что, выслушав все это, они ушли и доложили Сталину о результатах разговора с Пятницким.
В этот день заседание Пленума уже не возобновлялось.
А на следующий день заседание началось с выступления Ежова. Он заявил, что НКВД располагает неопровержимыми данными, что Пятницкий был осведомителем Охранного отделения, и предъявил ему обвинение как старому провокатору царской охранки. И на основе этого Ежов предложил выразить Пятницкому политическое недоверие. Пленум почти единогласно поддержал это предложение Ежова. Против проголосовали только трое, в том числе Крупская и Литвинов, воздержался один. Кто именно, Каганович не помнил, но предположительно назвал Стасову (Стасова не участвовала в работе Пленума, не будучи ни членом ЦК, ни кандидатом в члены ЦК. Возможно, третьим был как раз К.Н. Каминский. — А.К.).
Пленум предоставил И. Пятницкому двухнедельный срок для возможности защиты и опровержения выдвинутого Ежовым обвинения. После этого Пятницкий покинул заседание Пленума» [46] .
Однако не прошло и двух недель, как И. Пятницкий был арестован (7 июля), а его семья (жена и два малолетних сына) были высланы из Москвы, а впоследствии также подверглись репрессиям.
Это отступление от основного текста приведено в доказательство того, что ожидало всех представителей высшей партноменклатуры, не согласных «поступиться принципами», то есть добровольно отказаться от ленинского принципа «коллективного руководства».
46
В. Пятницкий. Заговор против Сталина. М., 1998. С. 63–65.