Сталин. По ту сторону добра и зла
Шрифт:
В ход снова пошло ленинское «Письмо к съезду», и авторы «Заявления 13-ти» писали: «Вместе с Лениным, который ясно и точно формулировал свою мысль в документе, известном под именем «Завещание», мы на основании опыта последних лет глубочайшим образом убеждены в том, что организационная политика Сталина и его группы грозит дальнейшим дроблением основных кадров, как и дальнейшими сдвигами с классовой линии».
Что ж, ошибались все, и Сталин был далеко не подарок. Но страшно себе представить, что сделали бы со страной фанатики мировой революции Зиновьев и Троцкий вместе с записным бездельником Каменевым. Никакой мировой революции, конечно же, не было бы. А был бы новый бунт доведенного до отчаяния всеобщей милитаризацией населения.
Не задумавшись о последствиях, Лев Давидович бросил бы Красную Армию на штурм капиталистических твердынь в Европу, где ее очень быстро бы расколотили (как в Польше). Затем последовал бы не менее бесславный поход в Индию и... очередная эмиграция Троцкого, в которой он продолжил бы разработку своих бредовых планов мировой революции.
Не лучше обстояло дело и с другим претендентом в вожди Зиновьевым. Считавшийся третьим (после Ленина и Троцкого) оратором партии, он был не только одним из самых способных учеников Ленина, но и его «цепным псом», как его называли меньшевики. Несмотря на то, что он обладал определенными способностями, все же выдающимся политическим деятелем так и не стал. Невыдержанный, неразборчивый в средствах, истинный сибарит и исключительно тщеславный, он не пользовался особой любовью у товарищей по партии. И не случайно Свердлов так определил его сущность: «Зиновьев — это паника». Впрочем, Ленин готовил своего ученика совсем для других подвигов и назначил его председателем Исполнительного Комитета Коминтерна. И не кто иной, как Зиновьев, на съезде народов Востока объявил священную войну английскому империализму.
Вряд ли тянул на роль вождя и Лев Борисович Каменев, который предстает из воспоминаний М.П. Якубовича «человеком высокоталантливым, широко и разносторонне образованным, преданным идее социалистической революции, способным быстро ориентироваться в сложной политической обстановке». Он был прекрасным журналистом и теоретиком, и не случайно именно Каменева просил Ленин в июле 1917 года издать его книгу «Государство и революция», если его самого, как он выразился, все-таки «укокошат». И именно ему во время болезни Ильич передал свой архив.
Как и всякий одаренный человек, Каменев не был честолюбив, был уступчив и по-человечески мягок. Он заметно превосходил в интеллекте и Сталина, и Зиновьева, но уступал им как политик и администратор, что предопределило его подчиненную роль в союзе с Зиновьевым и последовавший затем политический крах. Да, очень важно было хорошо и правильно думать и говорить, но рано или поздно на первое место выходили кулаки. И здесь Лев Борисович был бессилен. Помимо всего прочего, Каменев не любил... работать. Поспорить, поговорить — другое дело. Но каждый день решать хозяйственные проблемы... нет, это не для него. И именно он, как-то приехав из Парижа, сказал весьма примечательную фразу: «Как я люблю бывать в этом городе! Жалко, если и до него докатится революция...»
Кто оставался еще? Бухарин? Ну тут и говорить было не о чем. «Мягкий воск» вряд ли был способен руководить научно-исследовательским институтом.
Июльский пленум отличался крайней непримиримостью сторон. Скандалы начались с первого же заседания, и как ни старался Сталин перевести дебаты в русло экономических проблем, оппозиция продолжала обвинять руководителей партии в «национал-крестьянском» уклоне, измене делу мировой революции и навязывала в высшей степени бессмысленные дискуссии по международным вопросам.
Впрочем, иначе и быть не могло. Да и что мог сказать тот же Каменев, о котором Сталин как-то заметил Микояну: «Вот Каменев работает. Чем и как он может лучше вести дело? Ничем! Почему? Потому что во многих вопросах внутренней экономической политики Каменев не разбирается, работает поверхностно, ничего не знает о заготовках, плохо разбирается в сельском хозяйстве и других вопросах... Во внешней торговле Каменев также не понимает и не имеет опыта... Каменев вел мало практической работы в Наркомате — он больше был занят своей политической оппозиционной деятельностью...»
И это было сущей правдой. Каменев, Зиновьев, да и сам Троцкий, как черти от ладана, бежали оттуда, где надо было скрупулезно, день за днем налаживать производство или заготовки. Спорить до хрипоты о милой их сердцу мировой революции еще куда ни шло, но работать... От оппозиции выступил Троцкий. Да, партия увидела его на одной трибуне вместе с Каменевым и Зиновьевым, но, вопреки ожиданиям первого, никто и не подумал воскликнуть: «Вот оно, наше правительство!» — и уже тем более: «Вот наш ЦК!»
Как ни печально для Льва Давидовича, но его поезд уже ушел. Хотя оппозиционеры и поведали пленуму страшную тайну о том, что и без них в партии существовала самая настоящая фракция, в которую входили шесть членов Политбюро во главе со Сталиным и председатель ЦКК В. Куйбышев. Однако пленум сделал вид, что ничего подобного просто не могло быть. По той простой причине, что все сидевшие в зале знали, что это правда. Признавать же эту правду было себе дороже...
И тогда оппозиция зацепилась за последний шанс и потребовала от Сталина прочитать последние письма и статьи Ленина. Без особого удовольствия тот прочитал их, однако никаких организационных выводов сделано не было. Дискуссии с каждым часом становились все острее, и, в конце концов, напряжение на пленуме достигло такого уровня, что не выдержало и без того слабое сердце Дзержинского, который умер сразу же после своего выступления.
Как и после смерти Фрунзе, по стране стали ходить неприятные слухи о том, что уход Дзержинского был выгоден Сталину. Но, как и в первом случае, никто по сей день так и не смог доказать причастности Сталина к смерти Дзержинского. Хотя определенные странности в смерти руководителя ОГПУ просматривались.
И если прочитать заключение целой группы врачей, производивших вскрытие тела Дзержинского, то нельзя не увидеть, что там все написано правильно. За исключением одной весьма существенной детали. Того, что в легких умершего не замечено никаких изменений. Чего просто не могло не быть! По той простой причине, что Дзержинский был болен туберкулезом, следы которого заметил бы даже студент. А если вспомнить, что вскрытие тела Дзержинского производилось под руководством не только лучшего в стране патологоанатома, но и ведущего специалиста в Европе по легочным болезням, то такой просмотр просто исключался.
Что же оставалось? Да кто его знает! И если верить показанному по телевидению в 2004 году фильму, посвященному этой загадке, то вполне возможно, что тело, которое вскрывали врачи, принадлежало вовсе не Дзержинскому. Конечно, это только версии, истинной правды мы не узнаем уже никогда... Выгодна ли была смерть «железного Феликса» Сталину? Скорее все-таки да. «Железный Феликс» не разделял взглядов Каменева и Зиновьева, но не испытывал любви и к Сталину, откровенно высказываясь против его методов.