Сталин. По ту сторону добра и зла
Шрифт:
Но как бы там ни было, только с 1 августа 1930 по 1 марта 1931 года колхозы покинули около 9 миллионов семей. Более того, теперь каждый член колхоза мог иметь свой собственный скот и сельскохозяйственный инвентарь. На первых порах эта вынужденная со стороны властей мера оправдала себя и частично компенсировала потери скота.
Но... это было временное отступление. Сталин и не собирался сдавать позиции, и его отход от поголовной коллективизации был лишь маневром. Он успокаивал «середняков» и «бедняков» и вносил раскол в лагерь своих противников, поскольку отрывал их от кулаков. Ну и, конечно, познав все прелести штурма крестьянской крепости, Сталин
И он знал, что делал. Уже в 1930 году вспыхнуло восстание в Казахстане, где восставшие были безжалостно вырублены советской конницей. В следующем году поднялась Кубань, откуда мятеж перекинулся на Дон, Украину и Северный Кавказ. И там в ход была пушена уже не конница, а танки и артиллерия.
Восставшие сопротивлялись мужественно, особенно кубанские казаки, которые вырубили целый полк карателей. Бои шли настолько ожесточенные, что плывшие по реке трупы сбивались в кучи и создавали заторы. А на Украине свирепствовали известные полководцы Якир и Примаков. Еще через год на борьбу с большевиками поднялись Сибирь и Дальний Восток, где особенно прославился некий Карнаухов, с которым коммунисты не могли справиться до 1935 года.
Крестьян расстреливали целыми селами, невзирая на возраст и пол. Тех же, кого не успели убить, ссылали в самые гиблые места. Не оставляли в покое и тех, кто и не думал браться за оружие. Стоило только крестьянину выйти из колхоза, как его начинали преследовать на всех уровнях. Ему не давали землю, семена, взамен отобранной земли выдавали гораздо худшие участки на болотах и больших расстояниях от деревни. Ему обрезали огороды и не возвращали сданные в колхоз инвентарь и скот.
Что же касается урожая, то единоличник должен был сдавать куда больший оброк. В случае его невыполнения на такого крестьянина накладывали весьма крупный штраф. Ну а те, кто пытался найти правду, вынуждены были вслед за кулаками покинуть навсегда насиженные места в сопровождении агентов ОГПУ.
И тем не менее уже летом 1930 года Сталин на очередном съезде партии похвалился достигнутыми успехами в коллективизации и ликвидации кулаков. По его требованию в резолюции партийного форума был отмечен и его «деревенский Октябрь». «Если конфискация земли у помещиков была первым шагом в Октябрьской революции в деревне, — говорилось в ней, — переход к колхозной системе является вторым и решительным шагом, который отмечает наиболее важную стадию в строительстве основ социалистического общества в СССР».
Сидевшие в зале 2100 делегатов прекрасно знали, что на самом деле представлял собой этот «второй и решительный шаг», и тем не менее ни один из них не осмелился выступить против сложившегося в советской деревне критического положения. Однако хороший урожай, который оказался самым большим после урожая 1913 года, несколько сгладил ситуацию и позволил не только оправдать столь спешную и неорганизованную коллективизацию, но и в очередной раз усилить давление на крестьян и заставить их вернуться в колхозы. В то же время значительная масса крестьян уезжала в города на социалистические стройки. И если верить советской статистике, только за шесть лет (1929—1935) деревню покинули около 18 миллионов человек.
Таким образом, Сталин добился не только создания колхозов, но и значительного увеличения столь необходимого для развития индустрии рабочего класса. И теперь у крестьян было всего два пути: назад в колхоз или на стройку какого-нибудь завода.
Впрочем, и в этом не было ничего нового. Так уж сложилось исторически, что во всех странах, перед которыми стояла задача развития промышленности, в первую очередь страдали крестьяне. И как здесь не вспомнить жестокую политику «огораживания» в Англии, когда крестьян сгоняли с земли.
Получив рабочую силу, Сталину оставалось только привязать ее к определенному месту. И он привязал ее введением паспортной системы, уничтожение которой было одним из главных требований радикального революционного движения в царской России. И теперь рабочие и служащие были словно цепями привязаны к месту прописки (а значит, и к рабочим местам), а оставшиеся без паспортов крестьяне — к земле.
И опять же дело было не только в злой воле Сталина. Поиски лучшей жизни заставляли мигрировать по стране сотни тысяч людей, что создавало огромную проблему с рабочей силой. Нельзя не сказать и о хлебных карточках. И кто знает, ввел ли их Сталин только из-за тяжелого положения с сельским хозяйством. «Верный ленинец» вряд ли позабыл грандиозные планы создания своим учителем «нового общества», в котором именно хлебная карточка должна была играть главную роль, обеспечивая всеобщее повиновение.
Впрочем, рабочие ударных строек мало чем отличались от тех самых «трудовых армий», о которых совсем еще недавно мечтал Лев Давидович Троцкий. И не случайно строителей печально знаменитого Беломорканала называли «канал-армейцами».
С весны 1932 по осень 1933 года прокатилась еще одна волна раскулачивания. На этот раз под руководством политотделов совхозов и МТС. «Вся массово-политическая, организационно-партийная и воспитательная работа политических отделов МТС и совхозов, — говорилось на январском пленуме ЦК, — должна быть направлена к тому, чтобы окончательно парализовать влияние классового врага в колхозе и добиться преодоления мелкобуржуазных пережитков и собственнических тенденций вчерашнего единоличника-собственника, сегодняшнего колхозника».
Что и говорить, постановление на редкость странное. Даже для мало что понимавших в душах людей и мыслящих догматическими экономическими категориями большевиков. С таким же успехом можно было принять решение, чтобы отныне груши давали урожай яблок. Ну а чтобы лучше понять, как сами крестьяне относились ко всему происходящему на селе, лучше всего свидетельствуют их письма, которые в большинстве своем являются криком израненной народной души.
«Пишут, что 1929 год с подачи Сталина вошел в нашу летопись как «год Великого перелома». На мой взгляд, это год великого погрома. Вернее, не года, а годы — с 1929 по 1933-й включительно...»
«Одна женщина не сдает свой плуг: вместе с дочерьми она легла на плуг, а ее стали бить прикладом. Начали кричать, а народ стал выглядывать из дверей, и некоторые женщины по две и три стали смотреть, что творится в свободной России. Но отряд безо всякого повода стал стрелять из винтовок по народу...»
«Сообщите XVI съезду: в Херсонском округе милиция при участии партийцев и комсомольцев стреляет в крестьян из пулеметов...»
«Ни одного крестьянина не найдешь, чтобы он крепко стоял за советскую власть. «Военный коммунизм» продолжается: как к налогу, хлебозаготовкам, лесозаготовкам и другим госналогам. Все это приходится выполнять с нажимом на крестьянина под угрозой суда и штрафа, с нынешними хлебозаготовками у нас вполовину больше кулаков. Как только середняк поднимет свое хозяйство, его ставят кулаком. Смотря на это, много середняков переходит в бедноту, а беднота не думает поднимать свое хозяйство, видя, как власть относится к середняку. Нам нужно сейчас сырье, нужен хлеб.