Сталин. По ту сторону добра и зла
Шрифт:
Понятно, что эти откровения прежде всего насторожили не «наймитов» и их «заграничных хозяев», а Берию, Булганина, Маленкова и Хрущева, которые умели слышать то, чего не слышали другие. И прекрасно понимали, если они не остановят Сталина, то он покончит с ними в самое ближайшее время. И именно здесь кроется еще одна загадка последних месяцев жизни Сталина.
Больше всех испугался Хрущев, уже ощутивший совсем недавно ледяное дыхание смерти. В тот вечер он приехал на дачу к Сталину и присел на самый край стола так, что оказался скрытым от вождя кипой лежавших на нем документов. И тогда Сталин сказал:
— Ты
И это «пока» больно резануло слух Хрущева.
Существуют вполне достоверные слухи, что именно эта четверка предприняла попытку переворота, подробности которого не известны и по сей день. Согласно этой версии, Берия и компания предъявили Сталину ультиматум, в котором потребовали от него не только немедленного освобождения ни в чем не повинных врачей, но и отставки со всех постов. Как говорили знающие люди, во многом этот демарш удался только благодаря тому, что к этому времени уже были арестованы Власик и Поскребышев и разбиты неприступные подступы к вождю.
Вполне возможно, что именно эта далеко не самая великолепная «четверка» приложила руку и к аресту кремлевских эскулапов, чтобы лишить Сталина в случае необходимости срочной медицинской помощи. И как вспоминал позже сотрудник Коминтерна Франц Боркенау, аресты Виноградова и начальника лечсанпура Кремля Егорова были инициированы Берией с согласия его друзей.
Одним из главных лиц в этом заговоре стал Игнатьев, который, продолжая исполнять все приказы вождя, тут же информировал о них Берию. И вот что рассказал обо всей этой истории хорошо знавший кремлевскую кухню Илья Эренбург. По его словам, уже после XIX съезда партии стало ясно, что Сталин страдает манией преследования и не сомневается в том, что среди членов Политбюро зреет заговор с целью лишить его жизни. И, желая опередить их, он сам исподволь готовил «крупнейшую кровавую чистку и хотел физически уничтожить ЦК, избранный на XIX съезде».
Более того, существует легенда о состоявшемся в самом конце апреля заседании президиума ЦК, на котором Каганович потребовал от Сталина назначить специальную комиссию для тщательного расследования «дела врачей» и отменить приказ о депортации евреев в отдаленные районы. Кагановича поддержали практически все члены ЦК, за исключением дрогнувшего в самый последний момент Берии.
Рассвирепевший Сталин принялся грозить собравшимся страшными карами, но все было напрасно. Чувствуя поддержку Игнатьева и Жукова, члены ЦК восприняли угрозы Сталина как самую обыкновенную истерику выжившего из ума старика.
Как это было ни печально для диктатора, но то страшное время, когда, по словам Хрущева, «войдя в комнату Сталина, мы никогда не знали, выйдем ли назад живыми», по всей видимости, уже прошло. И, в конце концов, чуть ли не больше всех трепетавший перед Хозяином Микоян якобы заявил вождю: «Если через полчаса мы не выйдем свободными из этой комнаты, армия займет Кремль!» После чего воспрянувший духом Берия присоединился к бунтовщикам, чем окончательно добил Сталина. Ну а после того, как Каганович разорвал удостоверение члена президиума ЦК и швырнул обрывки в лицо диктатора, Сталин потерял сознание.
Все это, безусловно, очень интересно, но только для какого-нибудь фан-таста-сценариста, и, конечно, ничего этого не было. Другое дело, что появление подобных версий неизбежно всегда, когда речь идет о политиках такого масштаба, каким был Сталин. По той простой причине, что очень многие не хотят прозы и по сей день не желают верить в то, что такие люди, как Сталин, могут умереть от какого-то там инсульта. Нет, здесь обязательно должны появиться либо отравители, либо добившие его «друзья»...
В последние годы жизни Сталин незаметно для себя менял свои привычки. Встав в 11 часов утра, он уже не ехал в Кремль, а вызывал к себе Поскребышева, сосал холодную трубку и подолгу смотрел в окно. В ноябре 1952 года Поскребышева не стало. Его заменил Малин. Однако лучше Сталину не стало. И точно так же, как он не верил в последнее время Поскребышеву, теперь он не верил Малину. Да и имел ли он вообще эту самую веру? Все эти годы жизнь с каким-то странным упорством доказывала ему, что верить нельзя никому, и, в конце концов, он вдруг поймал себя на страшной мысли о том, что не верит уже самому себе...
Да, он прекрасно знал, что Поскребышева и Власика от него убрал Берия. Но никакой благодарности к этому человеку не испытывал. Скорее наоборот, он становился по отношению к нему еще более подозрительным. И в глубине своей так никем и не познанной души, он уже прекрасно знал, чем эта подозрительность, в конце концов, обернется для Берии. Но никакой жалости к нему не испытывал. Жалко ему было только себя...
В декабре Сталин неожиданно для всех попросил принести ему дневники последнего русского царя, которые и были доставлены ему в кабинет Берией. Но особого интереса к записям Николая II не проявил. Бильярд, чтение, прогулки, любовь к жене — вот, собственно, и все, что интересовало этого, с позволения сказать, владыку. Так чего же удивляться, что он так легко отдал власть, а вместе с нею и государство...
Думал ли он в те декабрьские дни, подолгу стоя у окна, о себе? Наверное, думал, как думает о себе каждый человек. А ему было что вспомнить. Революция, Гражданская война, борьба с оппозицией, Ленин, Троцкий, Бухарин, коллективизация и индустриализация, репрессии, война, победа и снова репрессии...
Да, все это было, и все эти события и люди стоили ему нервов и крови. И все же по-настоящему он думал уже не о них, а о той неизбежности, которая поджидала его с беспощадностью подосланного убийцы. Умирать ему не хотелось. Но... увы, смерть была не троцкистом и даже не агентом гестапо, от нее не спрячешься за семью дверями и от нее не спасут день и ночь бдящие чекисты... Все тлен и суета сует... Как у Эклезиаста.
Впрочем, почему это тлен, а созданное им государство? Отдавал ли он себе отчет в том, что и оно было тленом, ибо было создано в суете? Наверное, отдавал, потому и повторял своим сподвижникам, что без него они погибнут. Почему? Да только потому, что он не мог не понимать, что созданным им государством править так же, как правил он, остававшимся после него было уже не под силу. И дело было даже не в отсутствии тех необходимых для этого талантов, а в том, что, хотели они того или нет, наступало новое время, и оно требовало новых песен...