Сталин. Жизнь одного вождя
Шрифт:
Признание собственных ошибок и своеобразное покаяние было эффектным жестом уверенного в себе победителя-вождя. Однако очень скоро Сталин смог осознать политическую опасность подобных заявлений. Они открывали возможность для широкого обсуждения критических вопросов минувшей войны. Отголоски этой взбудораженности умов доходили до Сталина. В ноябре 1945 г., например, Сталину было доложено письмо пропагандиста из Бурят-Монгольской АССР, которого на лекциях спрашивали, в чем конкретно выражались ошибки советского правительства, упомянутые Сталиным. «Я, разумеется, не смог разъяснить этот вопрос… Убедительно прошу, тов. Сталин, Вашего разъяснения, каким должен быть ответ по этому вопросу» [762] . Продолжало эту тему письмо Н. М. Хмелькова из села Малый Узень Саратовской области, доложенное Сталину в марте 1946 г. «Как мы могли допустить до того, что к моменту возникновения войны германская армия оказалась вооруженной лучше нашей армии?» – спрашивал автор, напоминая о предвоенных обещаниях «воевать на той территории, откуда враг придет». В конечном счете Хмельков задавал Сталину самый главный вопрос, саму правомерность которого многие отвергают до сих пор:
762
РГАСПИ.
Победителей не судят. Но народ-победитель обязан разобраться в том, была ли достигнута победа с наименьшей затратой сил и средств и с наименьшими жертвами и если нет, то почему: времени ли нам на подготовку к войне было отпущено мало, маленькие ли винтики сложной машины работали плоховато […] подкачали ли более сложные части машины? [763]
Письмо Хмелькова по распоряжению Сталина было списано в архив [764] . Отвечать на подобные вопросы и разбираться с «ошибками правительства» вождь не собирался. Более того, явно предупреждая нежелательные размышления о компетентности высшего военного руководства, пресекая надежды на послевоенную либерализацию и ослабление напряжения, Сталин начал ряд идеологических контратак.
763
Там же. Д. 867. Л. 14–15; Советская жизнь. С. 612–613. Письмо от 16 февраля 1946 г.
764
В сводке по тексту аннотации письма сохранилась помета Поскребышева «Архив». Она могла быть сделана только по распоряжению Сталина, потому что ряд других писем из сводки были направлены для рассмотрения соответствующим руководителям (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 867. Л. 1–2).
Первой среди них можно считать своеобразную переоценку результатов войны и причин поражений. Явно стремясь уменьшить цену победы, Сталин в марте 1946 г. официально объявил, что «в результате немецкого вторжения Советский Союз безвозвратно потерял в боях с немцами, а также благодаря немецкой оккупации и угону советских людей на немецкую каторгу около семи миллионов человек» [765] . Это была странная и далекая от действительности цифра, однако не целиком взятая с потолка. Скорее всего, Сталин решил воспользоваться данными Генштаба, согласно которым около 7 млн человек составляли убитые и умершие от ран и болезней в армии [766] . Несомненно, Сталин сознательно солгал, когда включил в эти армейские потери также жертв оккупации и депортаций на работу в Германию. Потери войны выглядели теперь не такими ужасными. Тему закрыли на многие годы.
765
Правда. 1946. 14 марта.
766
Кривошеев Г. Ф. и др. Великая Отечественная без грифа секретности. С. 42. Д. А. Волкогонов без ссылки на источник сообщал, что в январе 1946 г. Сталину докладывали о 15 млн погибших, а также о 7,5 млн убитых, умерших от ран и пропавших без вести военнослужащих (Волкогонов Д. А. Триумф и трагедия. Т. 2. Кн. 2. С. 26). Проверить эту информацию нет возможности.
Однако если количество погибших нетрудно было скрыть, то общеизвестный факт катастрофических отступлений Красной армии и продвижения нацистов вплоть до Волги можно было в лучшем случае замалчивать. Поражения первых полутора лет войны бросали тень на репутацию режима и самого Сталина как полководца и организатора победы. В арсенале официальной советской пропаганды было несколько аргументов по поводу причин поражений: мощь нацистской военной машины, поработившей Европу, незавершенность перевооружения Красной армии, вероломная внезапность гитлеровского удара. Судя по всему, Сталину казалось этого недостаточно. Осторожно и постепенно он постарался внедрить в пропагандистский обиход еще один тезис – об организованном и рассчитанном отступлении Красной армии с целью изматывания врага. Исторической аналогией для этой версии, делавшей ее понятной и внешне обоснованной, служил исторический прецедент: тактика Кутузова в 1812 г., приведшая к потере Москвы, но сохранившая армию и страну.
Поводом для продвижения новой концепции послужило письмо преподавателя военной академии Е. А. Разина, полученное Сталиным в начале 1946 г. Разин, как это часто бывало, ставил перед вождем общие вопросы. Однако это дало Сталину предлог для формулировки вполне конкретных и далеко идущих руководящих положений для советской военной истории. Два тезиса имели принципиальное значение. Во-первых, Сталин заявил, что Ленин не был «знатоком военного дела» вообще и в годы гражданской войны в частности. Таким образом, Сталин оставался единственным советским вождем-полководцем, исключительным авторитетом в военной области. Второй тезис открывал дорогу для более благоприятных трактовок начального этапа войны с Германией. «Отступление при известных неблагоприятных условиях является такой же законной формой борьбы, как и наступление», – писал Сталин. В связи с этим он поставил вопрос о необходимости внимательнее изучать контрнаступления «после успешного наступления противника», когда «обороняющийся собирает силы, переходит в контрнаступление и наносит противнику решительное поражение». Подкрепляя эти положения историческими параллелями, Сталин сослался на пример древних парфян, которые «завлекли» римские войска «вглубь своей страны», а потом «ударили в контрнаступление и загубили их». Примером такой стратегии Сталин называл также действия Кутузова в 1812 г. Кутузов как полководец получил в сталинском письме самую высокую оценку – «гениальный» полководец.
Конечно,
767
Подлинник письма с правкой Сталина см.: РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 794. Л. 85–89. Письмо было опубликовано в журнале «Большевик» в 1947 г. (№ 3. С. 6–8).
Письмо Разину содержало еще одну важную мысль, которая серьезно занимала Сталина в послевоенные месяцы. Это были призывы покончить с «низкопоклонством» перед Западом, в данном случае с «незаслуженным уважением» к «военным авторитетам Германии». Впервые, насколько позволяют судить источники, эту идею Сталин выдвинул осенью 1945 г. в своей отпускной переписке с соратниками. Обрушившись на неназванных «ответственных работников», «которые приходят в телячий восторг» от похвал со стороны иностранных руководителей, Сталин внушал:
Такие настроения я считаю опасными, так как они развивают у нас угодничество перед иностранными фигурами. С угодничеством перед иностранцами нужно вести жестокую борьбу [768] .
Эти, пока общие, настроения Сталина были ответом на признаки «заражения» советского общества идеологическим влиянием западных союзников, на опасность комплекса неполноценности слабых победителей. Постепенно программа «борьбы с низкопоклонством» воплощалась в конкретные кампании. В августе 1946 г. было опубликовано постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград»», дополненное гневной речью секретаря ЦК А. А. Жданова перед ленинградскими писателями. Примерному разгрому в этих партийных документах было подвергнуто творчество прозаика Михаила Зощенко и поэта Анны Ахматовой [769] . Произведения первого, как заявил Жданов, отравлены «ядом зоологической враждебности к советскому строю». Ахматову партийный идеолог назвал «блудницей и монахиней, у которой блуд смешан с молитвой». Обязательное обсуждение постановления по всей стране вылилось в кампанию проработки творческой интеллигенции. Страх внушал идеологическую правоверность.
768
Большая цензура. С. 556–557; Шифровка Сталина Молотову, Берии, Маленкову и Микояну, 10 ноября 1945 г.
769
Зощенко Михаил Михайлович (1895–1958) – писатель и драматург, автор широко известных сатирических произведений. В результате разгромной критики в 1946 г. лишился права на литературную деятельность. После смерти Сталина получил работу в журналах, однако подвергался дискриминации. Постановление 1946 г., содержащее критику Зощенко и Ахматовой, было отменено только в конце 1980-х годов в период горбачевской перестройки.
Ахматова Анна Андреевна (1889–1966) – один из крупнейших русских поэтов. При Сталине подвергалась постоянным притеснениям. Ее первый муж был расстрелян, а второй погиб в лагере, долгие годы провел в лагере единственный сын. Широко известны антисталинские произведения Ахматовой, прежде всего ее поэма «Реквием».
Одним из лейтмотивов атак против писателей было обличение «низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада», что в полной мере выдавало истинное авторство кампании. Именно Сталин, как показывают архивные документы, направлял действия Жданова, читал и исправлял его выступление [770] . Подробные исследования последних лет доказывают, что Сталин был движущей силой и других идеологических устрашающих акций, например известного дела ученых Н. Г. Клюевой и ее мужа Г. И. Роскина, работавших в Москве над препаратами от рака. В 1947 г. их безосновательно обвинили в передаче секретных сведений американцам. И в этот раз в ход был пущен излюбленный сталинский тезис: осуждение «низкопоклонства и раболепия перед иностранщиной» [771] .
770
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 732. Л. 1–19.
771
Кременцов Н. Л. В поисках лекарства против рака: Дело «КР». СПб., 2004; Есаков В. Д., Левина Е. С. Сталинские «суды чести». Дело «КР». М., 2005.
По своей сути эти навязчивые идеологические клише были повторением, хотя и в модифицированной форме, ленинско-сталинского канона: СССР всегда и во всем превосходит весь мир, поскольку строит самый передовой социальный строй; капиталистические державы, предчувствуя неизбежность своей гибели, в любой момент готовы развязать войну против родины социализма. Прошедшая война и постепенное втягивание мира в новую холодную войну стимулировали воспроизводство именно таких идей.
Многолетние исследования холодной войны, особенно активизировавшиеся после открытия архивов бывшего СССР и других стран советского блока, дали внушительные результаты. Однако споры о причинах и виновниках холодной войны, мотивах и расчетах лидеров противостоявших в ней держав вряд ли когда-нибудь завершатся согласием. Сама холодная война была не событием, имевшим очевидное начало, а процессом. Мировые лидеры, вовлеченные в этот процесс, руководствовались не только фундаментальными интересами своих стран, но реагировали на конкретные, часто неожиданные ситуации такими же часто неожиданными и нелогичными решениями. Сталин не являлся исключением.