Сталин
Шрифт:
Если суммировать все самостоятельные и даже самовольные действия Жукова — отказ подчиниться приказам Штерна и Кулика на Халхин-Голе, введение на занятую румынами территорию двух танковых бригад во время Бессарабской операции, настойчивое предложение приступить к мобилизации и развертыванию войск до 22 июня 1941 года, упорство, с которым он позволял себе отстаивать собственную позицию, — все это уже достаточно полно раскрыло Сталину характер этого человека. Их взаимоотношения на протяжении всей войны были трудными. Но как ни странно, Сталин заставлял себя сдерживаться. Можно сказать, он начал медленное и мучительное переучивание.
На заявление Жукова об отставке с поста начальника Генштаба он сначала попросил того не горячиться, но потом поддался скрытому гневу.
Жуков,
Надо подчеркнуть, что Сталин сначала отнесся резко отрицательно к идее Жукова атаковать Ельнинский выступ, но потом дал согласие на операцию. 8 сентября Ельня была взята.
Но это был малый успех, вряд ли уменьшающий тяжкие муки на украинском направлении. Там дело дошло до того, что 10 сентября Ставка передала с Южного на Брянский фронт последний свой резерв, 2-й кавалерийский корпус под командованием генерала Белова. Услышав это, главком Южного направления Буденный пытался убедить начальника Генштаба Шапошникова, что этим сильно ослабляется Южный фронт, тогда как немцы вырываются здесь на оперативный простор. Однако Буденный был вынужден подчиниться.
Кирпонос и Хрущев убеждали Сталина, что Киев не сдадут. Шансы на это у них были невелики.
В это время кризис назрел и на северо-западе. Там противник захватил Шлиссельбург, отрезав Ленинград от метрополии.
В Ленинград Сталин сначала послал Молотова и Маленкова, а с ними — адмирала Кузнецова и начальника ГАУ H. H. Воронова, Косыгина, Жигарева (командующий ВВС). Обстановка уже тогда была трудная. Молотов потом вспоминал, как добирались: сперва самолетом до Череповца Вологодской области, затем поездом до станции Мга, а дальше — на дрезине до Ленинграда. Почему на дрезине? Железнодорожная линия уже была перерезана. Молотов не объясняет, почему поезда не ходили. А дрезина прошла. Очевидно, дрезина проскользнула по какой-то узкоколейке по лесам и болотам 424.
О тогдашнем положении в Ленинграде видно из записок Андрея Маленкова, сына Г. М. Маленкова. «Из Ленинграда пришло паническое послание от К. Е. Ворошилова (он тогда бездарно командовал фронтом): город защитить невозможно, его придется сдать… По словам отца, он застал А. А. Жданова, возглавлявшего тогда Ленинградскую парторганизацию, в роскошном бункере — опустившегося, небритого, пьяного. Дал Жданову три часа, чтобы тот привел себя в божеский вид, и повел его на митинг, который по предложению отца был созван на Кировском заводе. В те несколько дней, что он пробыл в Ленинграде, ему удалось сделать многое, чтобы укрепить оборону города, которая по вине Ворошилова была полностью расстроена» 425.
Молотов подтверждал, что Жданов «тогда был очень растерян».
Маленков попросил Сталина направить в Ленинград Жукова и снять Ворошилова.
Сталин отозвал Жукова из победной Ельни в осажденный город с собственноручной запиской Ворошилову: сдать фронт. Но приказа еще не было, ибо Сталин опасался, что немцы могут сбить самолет Жукова. И удостоверившись, что тот благополучно добрался, он подписал соответствующий приказ.
Ворошилов, по словам Молотова, «не справился», «в окопах ходил все время», то есть руководил, как в Гражданскую войну. К тому же бывший нарком обороны совершил несколько серьезных ошибок, которые вызвали резкую отповедь Сталина. В частности, Ворошилов и Жданов санкционировали выборы командиров в рабочих батальонах. В разговоре по прямому проводу с Ворошиловым и Ждановым Сталин заявил: «Немедленно отменить выборное начало в батальонах, ибо оно может погубить всю армию. Выборный командир безвластен, ибо в случае нажима на избирателей его мигом переизберут. Нам нужны, как известно, полновластные командиры. Стоит ввести выборность в рабочих батальонах — это сразу же распространится на всю армию, как зараза» 426.
Вне всякого сомнения, Сталин вспомнил анархию в российской армии в 1917 году, и ему показалось, что неудачи на фронте могут привести к выборной
Двенадцатого сентября Ставка выпустила директиву о создании заградительных отрядов (в каждой дивизии не более батальона и нескольких танков) для «ликвидации инициаторов паники и бегства». Что мог добавить этот приказ к уже существующему № 270 (от 16 августа 1941 года) о том, что всех сдавшихся в плен считать «злостными дезертирами», а семьи их подвергать аресту, то есть делать заложниками?
Двадцать первого сентября Сталиным была продиктована телеграмма Г. К. Жукову, А. А. Жданову, А. А. Кузнецову, В. Н. Меркулову. Она предельно обнажает и жестокость момента, и решимость Сталина идти до самого конца. Этот документ приводим полностью:
«Говорят, что немецкие мерзавцы, идя на Ленинград, посылают впереди своих войск стариков, старух, женщин и детей, делегатов от занятых ими районов с просьбой большевикам сдать ЛЕНИНГРАД и установить мир. Говорят, что среди ленинградских большевиков нашлись люди, которые не считают возможным применить оружие к такого рода делегатам. Я считаю, что если такие люди имеются среди большевиков, то их надо уничтожить в первую очередь, ибо они опаснее немецких фашистов. Мой совет: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников, вольных или невольных, по зубам. Война неумолима, и она приносит поражение в первую очередь тем, кто проявил слабость и допустил колебания. Если кто-то в наших рядах допустит колебания, тот будет основным виновником падения Ленинграда. Бейте вовсю по немцам и по их делегатам, кто бы они ни были, косите врагов, все равно — являются ли они вольными или невольными врагами. Никакой пощады ни немецким мерзавцам, ни их делегатам, кто бы они ни были. Просьба довести до сведения командиров и комиссаров дивизий и полков, а также до Военного совета Балтийского Флота и командиров и комиссаров кораблей. И. Сталин» 427.
Ни полслова о сострадании. Документ принадлежит великому политику. Великие политики, мыслящие особыми категориями, часто лишь притворяются обычными людьми.
Глава пятьдесят четвертая
На Украине дело быстро катилось к развязке, и, как ни упорствовал Сталин, к 16 сентября немецкие танковые части, идущие навстречу друг другу с юга и севера, сомкнули окружение в Лохвице. Только вечером 17 сентября Сталин разрешил Кирпоносу отступить.
Жертвы были огромны: две армии были окружены в районе Умани и еще пять — восточнее Киева. Спастись удалось немногим. Командующий Южным фронтом И. В. Тюленев был ранен, командующий Юго-Западным Кирпонос погиб от тяжелого ранения. Красная армия действительно плохо умела отступать: не было даже плана действий на этот случай, не говоря уже о резервах. 19 сентября немцы вошли в Киев.
В плен (по немецким данным, включающим и гражданское население) попали 665 тысяч человек, и их судьба была ужасной. (Из 3,4 миллиона советских солдат, попавших в плен в 1941 году, к концу января 1942 года в живых остались 1,4 миллиона 428.)
После разгрома на Украине следовало ожидать, что немцы продолжат наступление на Москву.
В этой кризисной ситуации все же продолжалось строительство советской оборонительной системы. 25 августа советские и английские войска вошли в Иран, обеспечив таким образом нефтяные промыслы от захвата немцами и транспортный коридор для поставки военных грузов по Каспийскому морю до Астрахани.
Черчилль обещал Сталину поставить 200 истребителей «Томагавк», однако они еще не поступили. Посол Майский заметил по этому поводу министру иностранных дел Англии Идену, что Англия является не столько «союзником и товарищем по оружию в смертельной борьбе против гитлеровской Германии, сколько сочувствующим нам зрителем».