Сталин
Шрифт:
Не случайно в составе Бюро не было Маленкова и Берии. Вскоре состав ГКО был «разбавлен» Микояном и Вознесенским. Теперь стало ясно, что созданный Молотовым, Маленковым и Берией ГКО, сильно озадачивший Сталина, становится одной из прочих управленческих структур. Сталин словно поставил точку в том споре, когда у него, застигнутого товарищами на даче в полной растерянности, не хватило духу ввести в ГКО Вознесенского и Микояна. В дальнейшем, вплоть до 1953 года, он перетасовывал свое окружение, добиваясь одному ему известного баланса сил.
В наступившем 1942 году ему пришлось пойти на новые уступки военным, ибо все его предложения оказались
Вот как шел спор вокруг Харьковской операции.
Здесь, как и в Московском сражении, снова столкнулись Сталин и Жуков. Жуков предлагал ограничиться активной стратегической обороной, чтобы «измотать и обескровить врага в начале лета», а затем перейти в наступление, сейчас же наступать только в полосе Западного фронта. Шапошников был того же мнения.
На совещании в Ставке в конце марта 1942 года Жуков упорно отстаивал свою точку зрения. Но Сталин решил поддержать предложение командующего Юго-Западным направлением Тимошенко о Харьковской наступательной операции. Он дал указание считать операцию внутренним делом Юго-Западного направления и Генштабу в ее ход не вмешиваться.
Отключив Генштаб, он вольно или невольно повторил свой метод действия в начале Финской кампании, когда так же отстранил Шапошникова и поручил ее проведение командованию Ленинградского военного округа.
Жуков вспоминает, что за его упорством на мартовском совещании в Ставке сразу же последовало наказание. Не успел Жуков доехать до штаба своего фронта, как туда поступила директива Ставки, что Калининский фронт выводится из подчинения командованию Западного направления (то есть Жукова), а Западное направление ликвидируется. Таким образом, статус Жукова был понижен.
Чтобы поощрить руководство Юго-Западного направления (Тимошенко, Баграмяна, Хрущева), Сталин устроил своеобразный прием. Баграмян вспоминал, что там были, кроме него, Шапошников, Василевский, Тимошенко, Хрущев и группа генералов из управления Южного фронта. Жукова не пригласили. Накануне Сталин распорядился быстро сшить Баграмяну новый мундир взамен обтрепанного, и в этом жесте тоже было дружеское расположение.
Вел застолье сам Сталин. У него нашлись добрые слова и пожелания для всех, он расположил людей к откровенности и выспросил у них интересующую его информацию. В заключение он с улыбкой объявил, что сейчас огласит «один весьма актуальный документ». Он извлек из кармана кителя мелко исписанный листок. Это было знаменитое письмо запорожских казаков турецкому султану.
Как известно, казаки постоянно воевали с Турцией и стали героями целого эпоса и, в частности, картины Ильи Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану».
Об использовании Сталиным этой картины в советско-английских переговорах (после войны) вспоминал Молотов: «Узнали мы, что Бевин, английский министр иностранных дел, неравнодушен к картине Репина „Запорожцы пишут письмо турецкому султану“. Ну и мы перед одним из заседаний министров иностранных дел великих держав сделали ему сюрприз: привезли из Третьяковки эту картину и повесили перед входом в комнату заседаний. Бевин остановился и долго смотрел на картину. Потом сказал: „Удивительно! Ни одного порядочного человека!“» 453.
Могучие,
Накануне Харьковской операции он был настроен очень оптимистично.
Харьковское наступление началось успешно, но вскоре с его южного фланга, со стороны Краматорска последовал удар танковой группы Клейста. Василевский немедленно доложил Сталину об угрозе. Сталин связался с Тимошенко, тот убедил его в успешности начатой операции, и тогда Верховный, не любивший менять своих решений, приказал продолжать наступление. Впрочем, к вечеру следующего дня (18 мая) Сталин уже начал кое-что понимать. Он позвонил Тимошенко и предложил повернуть приблизившиеся к Харькову армии в сторону Краматорска.
К лету 1942 года было понятно, что Германия сохранила военную мощь и что предстоящая летняя кампания может стать решающей. В этой обстановке Москве надо было добиться от союзников ясности с открытием в Европе второго фронта. Вечером 19 мая с подмосковного аэродрома «Раменское» на бомбардировщике ТБ-7 вылетел в направлении на Англию Молотов. Предстояли встречи с Черчиллем, а потом полет в США на переговоры с Рузвельтом. Маршрут был долгий, 20 тысяч километров, с пересечением линии фронта. После десятичасового перелета самолет благополучно приземлился в Англии. Начались трудные переговоры, которыми издали руководил Сталин, с ним Молотов сносился по всем важным вопросам. Эти вопросы таковы: подписание договора о совместной борьбе с Германией (обязательное условие — признание Лондоном довоенных границ СССР), Второй фронт и военные поставки.
Англичане не захотели закреплять в договоре западные советские границы, предложив свой вариант — без этих условий. Молотов счел такой документ «пустой декларацией, в которой СССР не нуждается» — так он сообщил Сталину.
Однако тот неожиданно рассудил иначе: «Проект договора, переданный тебе Иденом, получили. Мы его не считаем пустой декларацией и признаем, что он является важным документом. Там нет вопроса о безопасности границ, но это, пожалуй, неплохо, так как у нас остаются руки свободными. Вопрос о границах, или скорее о гарантиях безопасности наших границ на том или ином участке нашей страны, будем решать силой» 454.
Телеграмма Сталина отправлена 24 мая. К этому времени положение на фронте становилось критическим. Тем не менее слова «будем решать силой» говорят о многом.
Из Англии Молотов направился в США. Но о тех переговорах — чуть позже. Заметим только, что на одной из встреч президент Рузвельт поднял тост за Сталина, «великого человека нашего времени».
Особенность этой ситуации состоит в том, что и Тимошенко, и член Военного совета Юго-Западного фронта Хрущев убеждали Сталина, что опасность со стороны Клейста сильно преувеличена и нет оснований останавливать наступление. Маршал Жуков, включивший в свои воспоминания этот эпизод, подчеркивает: «Существующая версия о тревожных сигналах, якобы поступивших от Военных советов Южного и Юго-Западного фронтов в Ставку, не соответствует действительности. Я это свидетельствую, потому что лично присутствовал при переговорах Верховного» 455.