Сталин

Рыбас Святослав Юрьевич

Сталину представили подборку интервью и фотографий Жукова из американской прессы, и он увидел в этом признак не то что самовосхваления, — это можно было бы извинить, — а излишнего расположения к вчерашним союзникам, то есть «молотовский синдром».

Жуковское «фонтанирование» пришлось на крайне сложный для Сталина период взаимоотношений с Западом: ни одного из послевоенных призов СССР не получил. Ни Триполитании, ни базы в проливах, ни Карса и Ардагана, ни концессий в Северном Иране, ни острова Хоккайдо. В мае 1946 года под жестким напором США, грозивших даже войной, пришлось вывести войска из Ирана. Также были выведены войска из Маньчжурии, хотя там успели прочно закрепиться войска китайских

коммунистов. При этом американцы своих войск из Китая не вывели. Даже в районе Синьцзяна, стратегически очень важном, где Москвой была создана Восточно-Туркестанская Республика, пришлось прекратить помошь и оставить территорию.

И на этом мрачном фоне — объявляется кандидат в Наполеоны, герой войны, признанный лидер всей военной верхушки.

«Дело Жукова» вели военные контрразведчики. Из показаний арестованного маршала Новикова выяснилось, что Жуков в узком кругу высказывался о своей решающей роли в достижении Победы и вообще вел «антисталинские разговоры».

Первого июня 1946 года состоялось заседание Высшего военного совета, на котором обсуждалось «дело Жукова». В нем участвовали Сталин, маршалы Жуков, Конев, Рокоссовский, генерал армии Соколовский, маршал бронетанковых войск Рыбалко, генерал армии Хрулев, генерал-полковник Ф. И. Голиков, генерал-полковник Штеменко, все члены Политбюро и Высшего военного совета.

Начало обсуждения не предвещало Жукову ничего хорошего. Сталин попросил секретаря Высшего военного совета Штеменко зачитать материалы допроса Новикова. Из них следовало, что Жуков, обсуждая положение в Ставке, «нелестно отзывался о Сталине».

Маршал Конев о ходе обсуждения рассказывал так: «Суть показаний А. А. Новикова сводилась к тому, что маршал Жуков — человек политически неблагонадежный, недоброжелательно относится к Центральному Комитету КПСС, к правительству, ставилась под сомнение его партийность.

После того как Штеменко закончил чтение, выступил Сталин. Он заявил, что Жуков присваивает все победы Красной Армии себе. Выступая на пресс-конференциях в Берлине, в печати, Жуков неоднократно заявлял, что все главнейшие операции в Великой Отечественной войне успешно проводились благодаря тому, что основные идеи были заложены им, маршалом Жуковым, что он в большинстве случаев является автором замыслов Ставки, что именно он, участвуя активно в работе Ставки, обеспечил основные успехи Советских Вооруженных Сил.

Сталин добавил, что окружение Жукова тоже старалось и не в меру хвалило Жукова за его заслуги в разгроме немецко-фашистской Германии. Оно подчеркивало роль Жукова как основного деятеля и наиболее активного участника в планировании и проведении всех стратегических операций. Жуков против этого не возражал и, судя по всему, сам разделял подобного рода суждения.

— Что же выходит, — продолжал Сталин, — Ставка Верховного Главнокомандования, Государственный Комитет Обороны, — и он указал на присутствующих на заседании членов Ставки и членов ГКО, — все мы были дураки? Только один товарищ Жуков был умным, гениальным в планировании и проведении всех стратегических операций во время Великой Отечественной войны? Поведение Жукова, — сказал Сталин, — является нетерпимым, и следует вопрос о нем очень обстоятельно разобрать на данном Совете и решить, как с ним поступить» ⁵⁴⁷.

Казалось, это конец Жукова, после заседания его арестуют. Но на самом деле события развернулись по-другому, что явилось для Сталина полной неожиданностью. Выступили Конев, Рыбалко, Рокоссовский, Хрулев — и все в защиту Жукова. Они говорили, что характер у него тяжелый, неуступчивый, но маршал — политически честный человек.

Затем говорил начальник Управления кадров Министерства вооруженных сил Голиков и «вылил на Жукова

ушат грязи». «После военных выступили члены Политбюро Маленков, Молотов, Берия и другие; все они в один голос твердили, что Жуков зазнался, приписывает себе все победы Советских Вооруженных Сил, что он человек политически незрелый, непартийный и что суть характера Жукова не только в том, что он тяжелый и неуживчивый, но, скорее, опасный, ибо у него есть бонапартистские замашки.

Обвинения были тяжелые. Жуков сидел, повесив голову, и очень тяжело переживал — то бледнел, то заливался краской. Наконец ему предоставили слово. Жуков сказал, что совершенно отвергает заявление А. А. Новикова; что характер у него не ангельский, это правильно, но он категорически не согласен с обвинениями в нечестности и непартийности, — он коммунист, который ответственно выполнял всё порученное ему партией; что он действительно признает себя виновным только в том, что преувеличил свою роль в организации победы над врагом» ⁵⁴⁸.

Итак, стало ясно, что военные не хотят «отдавать» Жукова. Несмотря на дружную поддержку Политбюро, Сталин должен был уступить. Жуков был смещен с поста командующего сухопутными войсками и отправлен в полуотставку — командовать второстепенным Одесским военным округом. [41] Но вторым Тухачевским он не стал.

Настроения военных действительно вызывали тревогу в Кремле. Они испытали унижение после опалы Жукова, и кульминацией этого события явилась история двух фронтовиков: генерал-полковника В. Н. Гордова, командовавшего в Сталинграде армией, а потом и фронтом, и генерал-майора Ф. Т. Рыбальченко. Оба в начале 1946 года служили в Приволжском военном округе, Гордов — командующим, Рыбальченко — начальником штаба. Однако в процессе борьбы с «жуковским влиянием» были отчислены в распоряжение министра вооруженных сил, что означало либо новое назначение, либо отставку. Генералы встретились в Москве на улице Горького в одном из лучших домов столицы, где у Гордова была квартира. На их беду, квартира была оборудована подслушивающими устройствами, и их разговор был записан.

41

Позднее Жукова еще дважды трепали: по поводу незаконного награждения им артистов орденами и по поводу трофейных ценностей на его даче.

В итоге на стол Сталина лег следующий документ:

«Совершенно секретно

СПРАВКА

28 декабря 1946 года оперативной техникой зафиксирован следующий разговор Гордова с Рыбальченко, который, прибыв в Москву проездом из Сочи, остановился на квартире Гордова.

Р. —Вот жизнь настала, — ложись и умирай! не дай бог еще неурожай будет.

Г. —А откуда урожай — нужно же посеять для этого.

Р.— Озимый хлеб пропал, конечно. Вот Сталин ехал проездом, неужели он в окно не смотрел. Как все жизнью недовольны, прямо все в открытую говорят, в поездах, везде прямо говорят.

Г.— Эх! Сейчас все построено на взятках, подхалимстве. А меня обставили в два счета, потому что я подхалимажем не занимался.

P.— Да, все построено на взятках. А посмотрите, что делается кругом, голод неимоверный, все недовольны. „Что газеты — это сплошной обман“, — вот так все говорят. Министров столько насажали, аппараты раздули. Как раньше было — поп, урядник, староста, на каждом мужике 77 человек сидело, — так и сейчас! Теперь о выборах одна трепотня началась.