Сталинград.Том шестой. Этот день победы
Шрифт:
…Отто, в оцепенении благоговейного страха, проводил Его полёт восторженным, верноподданническим взглядом.
Снова испытал жгучий укус Тьмы, наполнивший его горделивой, надменной силой. Небывалое чувство значимости-власти над неполноценным гуманоидным большинством – душило, распирало его изнутри. Презрение – к вульгарной биомассе второстепенных народов, патологическая ненависть к врагам Рейха – зашкаливала. «Расовая теория» фюрера, превращённая в государственную доктрину нацистской Германии была в действии.
«Fin Volk, Ein Reich, Ein Fuhrer!» Отто разделял взгляды тех, кто был
Gott mit Uns! Решительно ко всем, кроме арийцев – белой нации господ, Отто относился с презрением, откровенно считая их представителей, чем-то вроде поганой «гуммы» – сифилитической опухоли… «Гранулемой» – воспалительного разрастания ткани, на здоровом теле Земли…На вроде тех губительных метастаз, что наблюдаются в поздних периодах сифилиса в различных тканях и органах носителей страшной заразы.
…Разгорячённое сознание само собой повторило много раз прежде говорённые восклицания: «Heilige jungfran! Grobartig! – он с наслаждением повёл одеревеневшими плечами. – Касание Главного Мастера!..» Из всей 6-й армии генерала Паулюса, штурмующей город Сталина, из всех блестящих, верных Великой Германии рыцарских сердец, лишь он один нёс на себе сакральное прикосновение Главного Мастера Тьмы! «Blut und Boden!» – это было за пределом его понимания. Теперь вся его воля-ненависть сконцентрировалась на красном командире Танкаеве, который, как прозорливо указал Повелитель, был кровником и камнем преткновения на его пути. Который в этой великой битве был последним рубежом, за коим его, штандартенфюрера СС Отто фон Дитца, ждала новая вожделенная воинская слава, весомый карьерный рост и триумф победителя.
Внутренним иступлённым взглядом он отыскал своего заклятого врага. Память тут же воспроизвела давно вертевшийся в голове возможный диалог при их встрече; он, словно зритель, увидел себя со стороны.
– А ты смелый, отважный командир…майор Танкаефф…Долго, храбро сражался…Жаль, не на нашей стороне. Многих, очень многих наших, ты, загубил…Друга моего в танке сжёг… Настоящий солдат Рейха, офицер…отличный семьянин и спортсмен был…Но сегодня не твой день. Не твоя победа. Так, что мне сделать с тобой? Убить сразу? Или сначала бросить в лапы военной разведки…где из тебя сделают отбивную?
– Рэж быстрей. Ты, ведь, другого ничего нэ умеешь…
– Ай, ай, ай…Отнюдь, майор. Я умею многое, и ты скоро это узнаешь. Но вот пасть пойманного зверя должна молчать, не так ли? Что? Вижу, вижу…Ты по-прежнему не сдаёшься, майор. Это делает тебе честь. Но вот пасть пойманного зверя должна молчать, не так ли? Что? Вижу, вижу…Ты по-прежнему не сдаёшься, майор. Это делает тебе честь. Но, давай, посмотрим правде в глаза. Сталинград пал. Через день, другой, третий последние фанатики вроде тебя…будут расстреляны на площадях или повешены на столбах. Понимаю, не хочешь смириться с нашей победой, новым временем? Но почему!
– Тебе не понять, немец. Другая кровь в моих жилах, чтоб менять свои принципы. Клятва Родине нэ ржавеет. А с вами…шакалами…мы разберёмся. Красная Армия ещё не сказала своего послэднего слова. Не вам одним шкуры дубить. Эй, знай это, немец. – Брось, майор, не та нота взята. Мне завидуют многие. А я завидую волкам…они не так одиноки…Но это лирика. Молись, майор Танкаефф. У меня живые завидуют мёртвым.
– Нэ пугай, фриц. Пуганный.
– Хм…смело, но глупо. Хорошо подумай, майор. Жить-то тебе осталось всего минуту, пока я курю. Может и меньше.
– Цх-х! Дэлль мостугай…гавур! Мнэ жалость твоя, как собаке пятая нога. Но я не собака. Убэй!
– Убью, не сомневайся. Но сначала…с тебя живого шкуру сниму, большевик…И накину себе на плечи. Leck mich am arsch. Schmutzigen affen! Prost. Hassen!..
* * *
Рядом с «Конрадом», колыхнув орудием, остановился «Молот Тора» – боевая машина командира 2-й танковой роты штурмбанфюрера СС Дитмара Рейна. «Тигр» невольно замер, выбрасывая из кормы душные шматы угарного дыма.
– Mein fuhrer! Patron! – Дитмар высунулся по пряжку ремня из башенного люка. – Vercammt! Почему не выходите на связь с «Орденом»?
– Что-о?! – перекрикивая мотор двигателя, оскалился Дитц.
– Почему не отвечаете «Ордену?! Вас вызывает генерал-лейтенант Хубе…Срочно!
– Чего хочет этот неуёмный старик? – не меняя позы, бросил через плетёный погон Отто.
– Не могу знать, штандартенфюрере!
– Но тебе то, что-то приказал Старина Ганс?
– Точно так, штандартенфюрер. Моей роте приказано отступить, равно как и всему вашему ударному батальону, под защиту полковой артиллерии полковника Герхарда Лютце и дождаться подкрепления!
– Это смешно, mein freund! У русских осталось штыков на плацдарме, меньше чем волос на яйце. Короче, вы не видели меня, штурманбанфюрер, а я вас – не слышал! – холодные, немигающие глаза впились в командира 2-й танковой роты. И в то же мгновение ему показалось, будто по его языку прошло острое лезвие ножа. Взяв себя в руки, Рейн крикнул сквозь рокочущий разрывами ветер:
– Но мотопехота Кальта Бельтера отступает, patron!
– Плевать на трусов, Дитмар! Ударному батальону СС не пристало пятиться раком назад! Verpiss dich! Какое нам дело до других говнюков из Вермахта, показавших врагу спину! СС не нарушает данную клятву фюреру. Стыдно быть такими же подлецами, таким же трусливым дерьмом, как Бельтер! Ему бы следовало поучиться стойкости-смелости у иванов!
– Ваша правда, excellence, – кивнул Рейн, когда сырое дыхание Волги принесло с собой запах солярки и гниения трупов. – Но нами не до конца подавлена их артиллерия, штандартенфюрер. Геройство должно быть с головой, осмысленным и скоординированным, ради…
– Вы утомили меня, Дитмар! Halt die kiappe! Соблюдайте субординацию, чёрт возьми! Вы доложите об этом, когда вас спросят! – Глядя на него своими серыми холодными, как куски льда, глазами, Железный Отто сжал кулаки: – Дьявол, у нас опять из рук хотят вырвать нашу победу! Стельку от сапога им, а не лавры!..