Сталинград
Шрифт:
– Ур-р-ра-а-а-а-а!!!
Под конец изо рта Сиделева раздался лишь слабый сип, но залегшие бойцы поняли сигнал и также вскочили с земли, подхватив древний боевой клич русской армии. Они устремились в последнюю атаку…
За десяток секунд стремительного бега до окопов добежали человек двадцать. Но это были уже ошалевшие от смертельного страха люди, каждый из которых успел похоронить себя по нескольку раз, пока бежал навстречу пулеметным очередям. И когда они наконец добрались до траншей, страх переродился в душащую ярость к врагу, истреблявшему их на расстоянии. Теперь они могли за все с ним поквитаться!
Винтовочные выстрелы били в упор, но сейчас бойцы промахивались даже с двух метров – разгоряченные бегом, они просто не успевали целиться, а большинство
Фрицы любили кичиться своей боевой удалью, специально разработали знаки за «ближний бой», «штурмовой пехотный знак» (которые, к слову, вручались и за нахождение на фронте без обязательных рукопашных схваток), но вся правда в том, что отчаянных русских штыковых атак они все равно боялись. Потому стреляли торопясь, чаще, чем обычно, мазали, судорожно передергивали затворы карабинов трясущимися от возбуждения (или страха) пальцами, но зачастую уже не успевали сделать второй выстрел. Русские кололи стремительно, очень быстро и просто: один выпад, нацеленный в живот, – один тяжелораненый или убитый фриц.
Некоторые бойцы, не знакомые с азами штыкового боя, кололи слишком сильно. Тогда их четырехгранники прошивали тела врагов насквозь, и стволы винтовок порой застревали в уже мертвой плоти, к примеру, зацепившись мушкой за ребра. Дико кричащие от страха и бешенства, они хватались за трофейные карабины или бросались на немцев с голыми руками, стараясь дотянуться пальцами до горла врага. А один боец, чей укол противник умело парировал стволом винтовки, рванулся вперед и одновременно с такой страшной силой обрушил приклад на каску германца, что разбил массивное дерево в щепки! Каска вроде бы уцелела, а вот арийский череп под ней треснул…
Двое бывших оперативников, сохранивших когда-то изъятые у бандитов самовзводные наганы, быстро зачистили от противника довольно значительный участок окопов. Метко и быстро стреляя практически в упор из скорострельных револьверов, они положили пятерых фрицев! А до правого края опорного пункта, пользуясь суматохой схватки, добежали гранатометчики Астахов и Рогов, вооруженные трофейными МП-40. Их короткие очереди, ударившие сверху вниз в спины фашистов, в одночасье переломили ход боя, в считаные секунды уполовинив сражающееся на переднем крае отделение.
Немецкий лейтенант, командир взвода обороняющихся, бешено ругался. Он не ожидал от тупо, упрямо бегущих под пули славян, что они прорвутся на его участке, доберутся до окопов. И все равно у него было вдвое больше людей, что определяло безусловную победу! Однако на деле яростный удар большевиков ошеломил его взвод, несущий в ближнем бою едва ли не большие, чем проклятые славяне, потери.
Подумать только, фанатик, вооруженный лишь саперной лопаткой, зарубил на его глазах двух зольдат, стрелявших практически в упор! Причем один лишь вскользь зацепил противника, зато второй попал ему точно в живот, но на секунду остановившийся и пошатнувшийся русский вдруг бешено закричал и скакнул вперед! Ударом саперной лопатки по стволу маузера он парировал встречный укол, а затем стремительно рубанул, дотянувшись до горла Гюнтера, надежного и мужественного зольдата. Гюнтер подавился собственной кровью, а потерявший самообладание Пауль так и не справился с затвором карабина, и русский зарубил его, словно какого-то поросенка, после чего бросился на ошеломленного лейтенанта, чье лицо испачкали брызги крови подчиненных…
Взводный смотрел на приближающееся к его голове отточенное острие лопаты, будто это и не лопата вовсе, а средневековая секира, и думал лишь о том, успеет ли он дать очередь из пистолета-пулемета, или нет?! Он успел, стреляя от живота. Веер пуль ударил обреченного, и так тяжелораненого русского в грудь, отбросив уже мертвое тело на дно траншеи, к только что убитым зольдатам. А переживший смертельный страх лейтенант стремительно приходил в себя, отчаянно ругаясь самыми последними словами.
Секунду спустя он побежал к дзоту, матеря про себя замолчавших пулеметчиков, ведь сейчас станковый «машингевер» был его последней надеждой переломить ход боя в свою пользу. К моменту последнего броска славян к траншеям, занятым его взводом, молчали уже два МГ-42: один расчет выбили вражеские пулеметчики, заодно зацепив очередью и оружие. Другой погиб от взрыва гранаты, чьи осколки расщепили приклад и что-то повредили в затворе «машингевера». Третьим же командовал решительный унтер, лучший в роте, а то и в батальоне, ветеран еще польской кампании!
Его расчет смело вел бой с вражескими пулеметчиками, заставив замолчать один из двух рокочущих ручных «дегтяревых», но не успел сменить ствол, когда в атаку вновь поднялись большевики. Давя бегущих длинными очередями, расчет допустил непоправимую ошибку – перегрел ствол, вследствие чего раздуло застрявшую в затворе гильзу. Устранить неисправность до того, как в окопы ворвались славяне, никто уже не успел…
Лейтенант не знал, что к его пулеметчикам бежал, отчаянно матерясь, командир русского взвода Вадим Сиделев. В тот миг он ненавидел немецких пулеметчиков больше, чем кого-либо в своей жизни… И потому стрелял из табельного ТТ так быстро, как никогда еще не стрелял, практически мгновенно переводя ствол пистолета от цели к цели и тут же нажимая на спуск. Он даже не целился, оружие словно стало продолжением его руки, и пять пуль, выпущенных в считаные три секунды, оборвали жизнь трех членов расчета. В ответ успел торопливо выстрелить лишь второй номер, и пуля, выпущенная из его «люгера», зацепила бок лейтенанта, сломала ребро. Но Сиделев словно бы и не почувствовал боли (хотя от удара его и пошатнуло), а, запрыгнув в окоп, остатком обоймы положил еще двух фрицев, после чего принялся спешно менять магазин…
Отчаянно ругаясь, немецкий взводный ворвался в дзот, словно злобный вихрь, однако от увиденного брань застряла в его горле: первый номер распластался на полу, а на месте его левого глаза зияла страшная рана. Второй лежал на коленях подносчика боеприпасов, спешно бинтовавшего камраду простреленное плечо.
Лейтенант похолодел, поняв, что по амбразуре дзота вел огонь снайпер и что расчет воевал, даже потеряв командира. Помощник подменил его, не прекращая вести огонь, но и сам получил рану… Уже бывалый офицер колебался, понимая, что как только станет к станковому МГ, он превратится в мишень русского снайпера. Но, в конце концов, решился действовать, осознав, что без пулемета атаку не отбить.
– Заканчивай перевязку и помоги мне снять «машингевер» со станка! Встанем в окопе, ты будешь держать сошки, а я стрелять…
Но германский взводный уже не успел осуществить задуманное. Секунды промедления стали для него и уцелевших членов расчета роковыми… Понимая, какую опасность представляет для атакующих последний действующий пулемет, дзот обошли гранатометчики Астахов и Рогов, расчистив себе дорогу очередями МП-40. И в раскрытую дверь укрепления они закинули оставшиеся две «колотушки», хороня последний шанс немцев отбиться…
Глава 15
27 августа 1942 года
Декретное время: 17 часов 32 минуты
Район высоты 135,4 Три кургана. Первый батальон 282-го полка НКВД
Атака складывается удачно. Я бы сказал даже, что очень удачно, несмотря на значительные потери среди пополнения милиционеров. Жаль их, конечно, хотя… Все они боты. Даже Ванька Двуреченских, узнав о ранении которого я поначалу аж весь захолодел. Даже Олька. Олька… Хотя с ней пока еще не все ясно. Эти самые сны из настоящего, которые она теперь запоминает едва ли не в мельчайших подробностях, заставляют меня думать, что в аватаре любимой осталась часть ее сознания. Души, если угодно, и что показательно, когда я пребывал в своем мире, а мой аватар условно воевал, мне никаких снов не снилось…