Сталинизм. Народная монархия
Шрифт:
В письмах императрицы сквозит тревога за больного сына: «Позаботься о том, чтобы маленький [Алексей] не уставал, лазя по ступенькам…» Тут же она дает ценные советы, как смотреть и ухаживать за сыном.
Николай II, как заботливый отец, свято выполнял советы жены. В свою очередь, уезжая в Ставку, император поручает императрице управлять страной: «Подумай, матушка моя, не прийти ли тебе на помощь муженьку, когда он отсутствует, — пишет он в одном из писем. — Какая жалость, что ты не исполняешь такой обязанности давно уже, или хотя бы на время войны». В письме от 23 сентября 1916 года Николай II дает ей указания: «Да, действительно тебе надо бы быть моими глазами и ушами там, в столице, пока мне приходится сидеть здесь.
На следующий день он сообщил супруге: «Ты действительно очень поможешь мне, если поговоришь с министрами и будешь за ними наблюдать».
Императрица не заставила себя долго упрашивать и развернула бурную деятельность. В сентябре 1916 года она пишет мужу: «Я больше уже ни капли не стесняюсь и не боюсь министров и говорю по-русски с быстротой водопада».
Рядом с императрицей находился Распутин. Он был не только ее главным советчиком, но и мерилом в оценке человеческих качеств. К «хорошим» людям он относил себя и всех тех, кто его слушается и почитает, а к плохим, соответственно, тех, которые его не слушаются и не почитают. Первые, по его мнению, должны быть вознаграждены и получить высокие должности в правительстве, а вторые изгнаны из правительства и наказаны. Императрицу не интересовали деловые качества того или иного претендента на должность министра. Для нее «…главное, чтобы он был угоден «божьему» человеку». Каждый новый претендент в члены Совета министров оценивался по таким меркам: «Он любит нашего Друга… Он почитает нашего Друга… Он считает нашего Друга святым…»
В результате, разумеется, началась министерская чехарда. Контора заработала во всю мощь. Убедившись в необыкновенных способностях и возможностях Распутина, дельцы и всякого рода проходимцы стали пользоваться его услугами, минуя императрицу. Он сам писал записки высоким правительственным чинам: «Сделай для хорошего человека». Дело дошло до того, что всякого рода жулье просто покупало у него эти записки, чтобы потом самим выбирать, кому их предъявить.
При таком способе формирования правительства нет особой нужды говорить о том, что в стране процветало, не могло не процветать казнокрадство, угодничество, разгул чиновничества. В общем, началось брожение умов и разложение общественных устоев.
Деятельность императрицы и Распутина не только деморализовала страну. Они взялись за руководство военными действиями. В телеграмме Александры Федоровны, которую она направила царю в Ставку в 1916 году есть такая строка: «Нужно сделать небольшой перерыв, и тогда все пойдет хорошо. Он [Распутин] так сказал». Видимо, царица знала о начавшемся наступлении, и эту строку следует рассматривать как совет Распутина сделать небольшой перерыв в наступлении.
В письме из Царского Села от 4 июня 1916 года, направленном царю в Ставку, императрица пишет: «…Мой родной голубчик, от всей души благодарю тебя за твое драгоценное письмо. А. [этой буквой обозначалась Анна Вырубова] позабыла тебе сказать, что наш Друг шлет свое благословение всему православному воинству. Он просит, чтобы мы не слишком сильно продвигались на Север, потому что, по его словам, если наши успехи на Юге будут продолжаться, то они сами станут на Севере отступать, либо наступать, и тогда их потери будут очень велики. Если же мы начнем там, то понесем большой урон. Он говорит это в предостережение».
В ответ на это письмо царь из Ставки пишет царице 5 июня 1916 года: «…Мы с Алексеевым [Алексеев — начальник штаба Ставки Верховного главнокомандования. — Авт.]решили не наступать на Севере, но напрячь все усилия на Южном. Но прошу тебя, никому об этом не говори, даже нашему Другу. Никто об этом не должен знать. Даже войска, расположенные на Севере продолжают думать, что они скоро пойдут в наступление, и это поддерживает их дух. Демонстрации, и даже очень сильные, будут здесь продолжаться нарочно. К югу мы отправляем сильное подкрепление».
Предупреждение царя о том, чтобы императрица никому не говорила о планируемой штабом операции, «даже Другу», может только насмешить. Именно Друг и советовал не наступать на Севере, как же царица может не сказать ему, что совет исполнен?
А вот еще одно послание Александры Федоровны к царю в Ставку от 21 июля 1916 года: «Вечером пойду к Ане [Вырубова], чтобы повидать нашего Друга. Он находит, что во избежание больших потерь, не следует так упорно наступать. Надо быть терпеливым, не форсируя событий, т. к. в конечном счете победа будет на нашей стороне. Можно бешено наступать и в два месяца закончить войну, но тогда придется пожертвовать тысячами жизней, а при большой терпеливости будет та же победа, зато прольется значительно меньше крови».
В письме от 4 августа 1916 года императрица пишет царю в Ставку: «Он [ «Он» — все тот же Распутин. — Авт.]огорчен слухами, будто бы Гучков и Родзянко приступили к организации сбора меди. Если это так, то следует, по его мнению, отнять у них инициативу в этом. Совсем это не их дело. Просит тебя быть очень строгим с генералами в случае ошибок… Видишь ли, все страшно возмущены Безобразовым, все кричат, что он допустил избиение гвардии, что Леш, отступая в течение пяти дней, дал Б. приказ наступать, а он все откладывал и, благодаря своему упорству, все потерял, раненые стрелки, да и остальные не скрывают своего негодования».
Цитирование подобных посланий можно продолжать еще долго, но и без того ясно, какое влияние имел Распутин на царя и императрицу и какими он владел военными и государственными тайнами.
Если вспомнить, что в военной стратегии и в управлении страной он сам ничего не смыслил, то возникает вопрос: кто руководил его действиями, кто определял, где и когда нужно наступать, а где нужно повременить? О том мы можем только догадываться. Вокруг Распутина вращалось много темных лиц, готовых торговать Родиной. Но были задействованы силы и другого порядка. В Петрограде действовала немецкая разведка, и было бы наивно думать, что она осталась в стороне. Очевидно, именно на это намекали в своих послевоенных выступлениях немецкие специалисты, утверждавшие, что они получали информацию на самом высоком уровне.
О том, что Распутин торгует государственными и военными тайнами, говорили и депутаты Думы, прямо причисляя «святого старца» к «немецкой партии», действующей в пользу врага.
Под властью мародеров
К этой же партии современники причисляли и саму императрицу. Она не пользовалась в народе ни любовью, ни доверием. О ней ходили самые невероятные слухи и анекдоты. Вот один из них:
«Царевич сидит и плачет в коридоре Зимнего дворца. К нему подходит генерал и спрашивает:
— Что случилось? Почему ты плачешь?
Царевич отвечает:
— Как же мне не плакать? Когда бьют русских, плачет папа, а когда бьют немцев, плачет мама. А мне жалко и папу, и маму».
Плакать приходилось больше «папе». Российские войска, несмотря на свою беспримерную храбрость, были обречены. И в том не было их вины. Это была великая беда, в которую вверг свой народ Николай II. Трагедия заключалась в том, что Россия ввязалась в войну совершенно не подготовленной. В количественном отношении российская армия превосходила армию противника. На первом этапе в ее рядах насчитывалось 1,4 миллиона человек, а после мобилизации она увеличилась еще на 3,1 миллиона. Всего за годы войны под ружье было поставлено более 15 миллионов человек.