Сталинизм. Народная монархия
Шрифт:
Он был потрясен этим и разгневан и, когда пришел прощаться на гражданскую панихиду, то подойдя на минутку к гробу, вдруг оттолкнул его от себя руками и, повернувшись, ушел прочь. И на похороны он не пошел. И только последние годы, незадолго до смерти, он вдруг стал говорить часто со мною об этом… Он искал вокруг — «кто виноват?», кто ей «внушил эту мысль», может быть, он хотел таким образом найти какого-то очень важного своего врага.
Но, если он не понимал ее тогда, то позже, через двадцать лет, он уже совсем перестал понимать ее и забыл, что она была такое… Хорошо хоть, что он стал теперь говорить о ней мягче; он как будто бы даже жалел ее и не упрекал за совершенное».
Но Иосиф Виссарионович ничего не забыл. Даже спустя десятилетия, на вершине своей бессмертной славы он помнил о том роковом банкете, с которого, хлопнув дверью, ушла его жена. Он представлял себе, как она пришла домой, как она металась по комнате в поисках чего-то такого, что бы могло побольнее ударить его. Внезапно она увидела пистолет. И первая мысль, которая могла прийти к ней в голову, —убить его. Но потом она передумала — это для него было бы слишком легкое наказание. Его похоронят. Ее осудят, расстреляют или оправдают (скорее последнее), и она до конца жизни будет мучиться Угрызениями совести. И она приходит к мысли, что лучше убьет себя, чтобы не ее, а его до конца дней терзали муки совести.
«Она наказала меня, — думал Иосиф Виссарионович, — но отдавала ли она отчет сама себе: за что наказала? Да, я мало уделял ей времени. Не часто ходили в театр. Не баловал ее нарядами. Не хватало денег. Даже маме посылал от случая к случаю. Все это правда. Но правда и то, что я был загружен работой выше головы. Не было времени даже отоспаться по-человечески. Она этого не понимала. Слушала оппортунистов. Ей ближе были Бухарин, Зиновьев и Каменев, чем я. Для нее это была ленинская гвардия, а я так себе, сбоку припеку».
Но если бы он тогда, согласившись с ней, отдал власть этой братии, то что бы сталось со страной, с народом? Она о том не думала, не понимала или не хотела понимать? Она полностью находилась под влиянием чуждых ему по духу людей, и они ее убили. Он проводил ее в последний путь, а на душе было горько и пусто. Горько оттого, что в тот момент, когда его со всех сторон обложили оппортунисты, удар в спину нанес самый близкий человек — жена. Ее поступок сравним с предательством. Правда, она и раньше (теперь он уже окончательно убедился в этом) не была на его стороне. Но тогда, по крайней мере, все считали, что у него крепкая семья. Теперь и того нет. Он остался один. Есть, правда, дети. Но у них свои заботы, своя жизнь.
Сыновья и дочь Светлана
Жизнь детей Сталина счастливой тоже не назовешь. Яков в первые дни войны попал в плен и погиб. Василий — необузданный и взбалмошный малый — в школьные годы любил шантажировать преподавателей. Директор школы, где он учился, во всем потакал мальчишке. Только один преподаватель истории Мартынюк, возмущенный неуправляемостью и наглостью Василия, написал письмо Сталину с описанием всех «художеств» его сына.
Иосиф Виссарионович ответил.
«Ваше письмо о художествах Василия Сталина, — писал он, — получил. Спасибо за письмо…
Василий — избалованный юноша средних способностей, дикаренок (типа скифа!), не всегда правдив, любит шантажировать слабеньких «руководителей», нередко нахал, со слабой — вернее — неограниченной волей. Его избаловали всякие «кумы» и «кумушки», то и дело подчеркивающие, что он «сын Сталина».
Я рад, что в вашем лице нашелся один уважающий себя преподаватель, который поступает с Василием, как со всеми, и требует от нахала подчинения общему режиму в школе. Василия портят директора, вроде упомянутого вами, люди-тряпки, которым не место в школе, и если наглец Василий не успел еще погубить себя, то это потому, что существуют в нашей стране кое-какие преподаватели, которые не дают спуску капризному барчуку.
Мой совет: требовать построже от Василия и не бояться фальшивых шантажистских угроз капризника насчет самоубийства. Будете иметь в этом мою поддержку. К сожалению, сам я не имею возможности возиться с Василием. Но обещаю время от времени брать его за шиворот.
И. Сталин».
После школы Василий увлекся конным спортом. Его привлекает кавалерия. Он любит лошадей. Однако в условиях надвигающейся войны он решил стать летчиком. В 1938 году он поступает в Каченскую авиашколу, которую заканчивает в 1940 году в звании младшего лейтенанта. С этого момента начинается его военная биография.
С первых дней войны он просится на фронт, а его назначают на должность летчика-инспектора Управления ВВС КА. Командование боится за его жизнь и пытается взять над ним опеку. Однако Василий не терпит никакого опекунства. На почетной должности он продержался недолго и ушел на фронт. Он умел управлять всеми типами самолетов, как отечественными, так и зарубежными. За время войны он был в воздухе более трех тысяч часов, участвовал в 27 боях и сбил три самолета. Он защищал небо Сталинграда, участвовал в боях за освобождение Польши и за взятие Берлина. По мнению командования, он отличался какой-то безрассудной смелостью. Он начал войну в звании младшего лейтенанта, а закончил ее генерал-майором. Командовал полком, дивизией и авиационным корпусом. Его неоднократно представляли к званию Героя Советского Союза, но каждый раз Сталин вычеркивал из списка своего сына, считая, что лучше излишняя скромность, чем ошибочная награда. К тому же у него всегда было подозрение, что те, кто составлял списки на награды, хотят польстить ему.
Для этого у Иосифа Виссарионовича были все основания. Василий не только хорошо воевал в небе, но и успевал дебоширить на земле. Сталин не раз «брал сына-генерала за шиворот», распекал и отчитывал, как мальчишку, понижал в должности «за пьянство и разгул», лишал наград, сажал на гауптвахту. Иосиф Виссарионович любил своего неугомонного сына и часто думал о его судьбе, о том, что ждет его в будущем. Сам Василий тоже все прекрасно понимал.
— Я живу, пока жив отец, — говорил он. — Если с ним, не дай бог, что-то случится, меня уничтожат.
Забегая вперед, скажем: он не ошибался. В начале марта 1953 года умер Иосиф Виссарионович, а в конце апреля по непроверенным, во многом надуманным и неподтвержденным данным Василия арестовали. По настоянию Хрущева, сменили фамилию Сталин на Джугашвили, лишили звания и наград, судили и посадили в одиночную камеру. Потом выслали из Москвы в Казань, где он и умер при загадочных обстоятельствах.
Неспокойно было на душе Сталина и за дочь. После смерти Надежды Сергеевны он старался больше времени уделять ей. Он теперь стал приходить обедать домой и с порога, не снимая пальто, громко звал: «Хозяйка!» Светлана, чем бы она ни занималась, бросала все и неслась отцу навстречу. Он брал ее на руки и нес в большую комнату, обставленную книжными шкафами, где был накрыт обеденный стол. Светлана садилась за свой прибор с правой стороны от отца. Как правило, это было часов в семь вечера. Иосиф Виссарионович расспрашивал дочь про школьные дела и хвалил за хорошие оценки.