Сталинизм. Народная монархия
Шрифт:
Когда он уходил, обязательно заходил в комнату дочери и целовал ее на прощание. Несмотря на большую загруженность работой, он стал чаще ходить в театр. Ходили большой компанией. Чаще всего бывали во МХАТе, в Малом и Большом театре и в театре Вахтангова. Смотрели «Горячее сердце», «Любовь Яровую», «Платона Кречета»; слушали «Бориса Годунова», «Садко», «Сусанина». В ложе Светлану усаживали в первый ряд кресел, а сам Иосиф Виссарионович садился где-нибудь в дальнем углу.
Когда Иосиф Виссарионович уезжал в отпуск, — обычно он отдыхал в Сочи, — то Светлану брал с собой, если ее отправляли в Крым, то между ними устанавливалась почтовая связь. Все свои письма к дочери он начинал ласковыми словами: «моя воробышка», «милая Сетанка», «хозяюшка» и ставил свою подпись: «Секретаришка Сетанки-хозяйки, бедняк И. Сталин».
Но время шло. «Воробушек» вырос, и первые огорчения он принес своему «секретаришке», когда ему, «воробушку», исполнилось 16 лет. Уже шла страшная война. Горели земля и небо. Иосиф Виссарионович жил, не ощущая смены дня и ночи. В сутки он спал не более 3–4 часов. И в это время 16-летняя Светлана влюбилась в 40-летнего киносценариста Алексея Каплера. Красивый и талантливый, он окончательно вскружил девчонке голову. Он поджидал, когда Светлана выходила из школы, и водил ее по пустынным подъездам и квартирам. Когда о влюбленных доложили Сталину, он сначала сделал ей замечание, а потом устроил и головомойку. Однако это не помогало. У него не было времени глубоко вникать во все похождения дочери. А Светлана продолжала встречаться с Каплером. Дело кончилось тем, что Каплера выслали в Воркуту. «Но никогда потом, — писала Светлана об отце в своей книге «Двадцать писем к другу», — не возникало между нами прежних отношений. Я была для него уже не та любимая дочь, что прежде».
Сталину не просто дался разрыв с дочерью. Он видел, как та все дальше удаляется от него. Она стала совсем взрослой, самостоятельной, начала жить своей жизнью, в которой почему-то не было места для отца. А ведь у него не было никого ближе и родней, чем его Светлана.
Весной 1944 года она приехала на дачу и объявила, что выходит замуж. Он молчал и внешне очень спокойно выслушал это известие… Был май, все цвело, жужжали пчелы, белой пеной кипела черемуха. Весна. Земля пробуждается к жизни. Любовь. Он уже забыл, что это такое. У него война, каждый день идут ожесточенные бои. Очень многие не дожили до этой весны, у других она будет последней. Больше они не увидят ни этого солнца, ни этой небесной синевы. Но жизнь продолжалась, несмотря на войну.
— Да, да, весна, — наконец, сказал он, — значит, замуж хочешь? — потом еще помолчал и добавил. — Делай, что хочешь.
Но с мужем Светланы он не стал встречаться.
— Слишком он расчетлив, твой молодой человек, — сказал он. — Смотри-ка, на фронте ведь страшно, там стреляют, а он, видишь ли, в тылу окопался…
После этой встречи Светлана опять исчезла на полгода. Весной 1947 года она разошлась со своим мужем и вышла замуж за сына Жданова, Юрия Андреевича.
Эти замужества и неуживчивость дочери подспудно беспокоили Сталина. В поведении его дочери стали проявляться необъяснимые странности, те же, что и у ее матери, Надежды Сергеевны: то она была не в меру и на удивление застенчива, то впадала в неоправданную резкость и раздражительность, то ее охватывали приступы беспричинного беспокойства, то одолевала необъяснимая апатия. Ни с кем она не могла поддерживать длительные дружеские отношения и часто конфликтовала по пустякам.
После некоторых раздумий было решено под предлогом диспансеризации показать Светлану врачам. Истинную фамилию пациентки, разумеется, скрыли. Ее осматривали шесть разных психиатров. Диагноз не вызвал затруднений: шизофрения. Когда о этом доложили Сталину, он с горечью подумал: «И здесь испорченная кровь Надежды достала меня».
Впоследствии, уже после смерти Сталина, факты подтвердили этот диагноз. Светлана Иосифовна будет еще много раз выходить замуж, она бросит своих детей и уедет в Индию, затем надолго застрянет в Америке, чтобы в конце концов осесть на Британских островах. Она сменит фамилию Сталина на Аллилуеву и поставит свое имя под сфабрикованными Центральным разведывательным управлением США антисоветскими, антисталинскими книгами «Двадцать писем к другу», «Всего один год», «Книга для внучек», «Далекие звуки», в которых выльет не один ушат грязи на своего великого отца.
Спустя 17 лет после своего бегства из Советского Союза Светлана со своей американской дочерью Ольгой впервые посетит Родину. И здесь сразу же проявится ее сумасбродный, капризный и неуживчивый характер. Она откажется от встречи с сыном в аэропорту (это после долгих лет разлуки) и поселится в гостинице «Советская» в люксовском номере. В ее честь сын и ее первый муж Григорий Морозов организуют застолье, от которого она также откажется. «Нам всем надлежит, — напишет она позже в «Книге для внучек», — напиться, упиться, лишиться всякого рассудка… В силу своей образованности мы не можем этого себе позволить, но мы все-таки напиваемся в этот вечер как следует. Нельзя даже помыслить, чтобы этого не произошло».
Одним словом, Светлане не понравился сын Иосиф, который после ее бегства в Америку окончил университет и защитил кандидатскую диссертацию. Она тут же начнет конфликтовать со снохой. Вскоре она окончательно рвет отношения с сыном и пишет жалобу на имя руководителя по месту работы сына с требованием исключить последнего из рядов партии, лишить ученого звания и выслать на перевоспитание на о. Сахалин.
Добрые отношения с сыном Якова Евгением Джугашвили тоже продержались недолго. Вскоре и он из «доброго» и «умного» племянника превратился в «хама» и «зазнайку».
Спустя некоторое время в военную академию, где служил полковник Евгений Джугашвили, пришло письмо, подписанное Светланой Аллилуевой, где она настоятельно требовала «разобраться» с племянником, т. к. он явно «живет не по средствам и имеет побочные, незаконные доходы».
Не понравилось Светлане Иосифовне и то, как ее приняли официальные власти. Она прилетела в Москву 25 октября 1984 года, а уже первого ноября того же года в Верховном Совете СССР был подписан указ о присвоении гражданства С. И. Аллилуевой и ее дочери. Эта оперативность почему-то пришлась не по душе Светлане Иосифовне. Еще больше она опечалилась, когда ей предложили роскошное жилье — четыре комнаты общей площадью девяносто квадратных метров в новом доме по улице Алексея Толстого, построенного для членов Политбюро. Здесь она усмотрела какой-то определенный подвох и сразу же отказалась от квартиры под тем предлогом, что квартира для нее слишком велика и все заботы по ее уборке лягут на ее плечи.
Вскоре она заявила, что хочет жить в Грузии, на родине отца. Там ее тоже приняли, что называется, с распростертыми объятиями. Ей предоставили квартиру с двумя спальнями и столовой. Предложили прислугу, гувернантку для дочери и машину. Все делалось от чистого сердца, в знак признательности заслуг ее великого отца. Но Светлана не понимала этого. Она всех в чем-то подозревала. И когда ее попросили поделиться воспоминаниями об отце, она отказалась.
Однако она не могла отказать дочери посетить места, где жил когда-то дед, и они отправились из Тбилиси в Гори. Американская внучка Сталина широко открытыми глазами смотрела на лачугу, где родился ее дедушка и слушала рассказ экскурсовода (ее мама ничего не знала о детстве своего отца) о том, как ее дедушка маленьким мальчиком учился в приходской школе, где он изучил три языка: русский, грузинский, греческий (Оле показали парту, за которой он сидел). Потом он учился в семинарии, стал революционером, главой Советского Союза и, разгромив Германию, спас человечество от фашистской чумы. Последнее Ольга уже знала. Она хранила газетную вырезку с фотографией, где ее дедушка сидит рядом с американским президентом Рузвельтом и английским премьер-министром Черчиллем. И девочка впервые подумала о том, какой неизмеримо трудный и славный путь проделал ее дедушка, чтобы из этой лачуги встать вровень с первыми людьми мира и навечно войти в историю. Ольга почувствовала — не могла не почувствовать, — гордость за своего великого деда.