Сталинский неонеп

Роговин Вадим Захарович

Фальсификаторские кампании приобрели особенно широкий размах после публикации в декабре 1931 года письма Сталина в редакцию журнала «Пролетарская революция» под названием «О некоторых вопросах истории большевизма». В этом письме Сталин ввёл термин «троцкистская контрабанда», в которой было обвинено большинство историков партии. Последовавшая за этим «перестройка» историко-партийной науки сопровождалась жестокой критикой воспоминаний старых большевиков, которая распространилась даже на Н. К. Крупскую. 9 мая 1934 года в «Правде» была помещена статья Поспелова, посвящённая воспоминаниям Крупской о Ленине. В статье, занявшей почти целую полосу, Крупская обвинялась в недооценке «ведущей роли» Сталина в революционном движении и создании «ложного впечатления» о положительном отношении Ленина к Троцкому.

Ещё один удар по Крупской

был нанесён в августе 1938 года. В постановлении Политбюро о книге М. Шагинян «Билет по истории», посвящённой семье Ульяновых, говорилось: «Осудить поведение т. Крупской, которая, получив рукопись романа Шагинян, не только не воспрепятствовала появлению романа в свет, но, наоборот, всячески поощряла Шагинян, давала о рукописи положительные отзывы и консультировала Шагинян по фактической стороне жизни семьи Ульяновых и тем самым несёт полную ответственность за эту книжку. Считать поведение т. Крупской тем более недопустимым и бестактным, что т. Крупская делала всё это без ведома и согласия ЦК ВКП(б), за спиной ЦК ВКП(б), превращая тем самым общенародное дело — составление произведений о Ленине — в частное и семейное дело и выступая в роли монопольного истолкователя обстоятельств общественной и личной жизни и работы Ленина и его семьи, на что ЦК никому и никогда прав не давал» [666].

Комментируя воспоминания, появившиеся во второй половине 30-х годов, Троцкий писал, что вдову С. Спандарьяна, который был действительным руководителем Туруханской ссылки, «заставляют, иначе нельзя выразиться, ограбить память своего бывшего мужа в интересах исторической репутации Сталина [667]. Такое же давление неоднократно производилось… на Крупскую. Она далеко пошла по пути уступок. Но Крупская оказалась всё же несколько стойче, да и память Ленина не так легко обокрасть… Совершенно непростительным представляется этот поход историков на вдов с целью обобрать их бывших мужей, дабы заполнить пробелы биографии Сталина. Ничего похожего по злонамеренности, систематичности, беспощадности, цинизму не было ещё в мировой истории» [668].

В середине 30-х годов особое внимание сталинистов было направлено на переписывание страниц истории, связанных с дореволюционной деятельностью Сталина. До этого времени в исторических работах об этом периоде жизни партии его имя либо вовсе не упоминалось, либо называлось в перечне имён членов партийных комитетов или арестованных. В многочисленных воспоминаниях о революционной борьбе на Кавказе не содержалось никаких указаний на руководящую роль Сталина. Б. Суварин, выпустивший в 1935 году во Франции книгу о Сталине, обратил внимание на то, что в монографии старейшего грузинского большевика Махарадзе об истории закавказских большевистских организаций содержалось лишь одно упоминание имени Сталина [669]. В этой связи как нельзя кстати оказалась «инициатива» Берии, сыгравшая решающую роль в его последующем возвышении.

Уже в 1932 году Берия вместе с Багировым открыли шумную пропагандистскую кампанию в связи с публикацией в журнале «Большевик» статьи Сталина «Письмо с Кавказа», написанной в 1902 году. В 1934 году Берия потребовал от закавказских историков показать «гигантскую роль» Сталина как «основоположника, организатора и руководителя большевистских организаций в Закавказье». О том, как выполнялась эта установка, свидетельствуют показания старого большевика Карапетяна, арестованного в 1935 году. На допросе Карапетян сообщил о своей беседе с грузинским историком В. Бибинейшвили, который рассказал, как «его заставили фальсифицировать историю партии, предложив переделать первоначально составленный им текст книги „Камо“ и выпятить в новом тексте роль Сталина, хотя Сталин никакого участия в том движении не принимал. Вынужденный исполнить, как он сказал, предложение ЦК КП(б) Грузии, он книгу сдал в печать» [670]. Исправленная под руководством партийных цензоров, книга Бибинейшвили достигла заданной цели: в ней, как писал с умилением М. Кольцов, описывалась «безграничная, почти детская любовь и преданность» Камо к своему «первому воспитателю» — Сталину [671].

Новый этап фальсификаторской деятельности Берии начался после выхода в 1934 году третьего издания книги Енукидзе «Большевистские нелегальные типографии». В этом издании сохранились упоминания о многих исторических фактах, которые Сталин считал нужным задним числом «исправить»: о совместной работе грузинских большевиков и меньшевиков в 1903—1907

годах, о том, что в эти годы руководителем Тифлисской социал-демократической организации был меньшевик С. Джибладзе, а Сталин состоял у него в помощниках и т. д. Под воздействием оказанного на него нажима Енукидзе был вынужден вступить в «Правде» с признанием своих «ошибок» [672]. Однако и в этой статье он не указывал на «ведущую роль» Сталина в закавказском рабочем движении начала века. Этот «пробел» взялся восполнить Берия, который, создав рабочую группу по подготовке книги о большевистских организациях Закавказья, дал ей установки, как именно следует возвеличивать Сталина. Главным плодом деятельности этой группы стал обширный доклад «К вопросу о создании большевистских организаций в Закавказье» — его автором Берия объявил себя. Во время суда над ним Берия признал, что в подготовке этой работы принимало участие около 20 человек. «Бедия (тогдашний директор филиала Института Маркса — Энгельса —Ленина при ЦК КП(б) Грузии.— В. Р.) и другие лица составили книгу, а я по ней сделал доклад. Затем эта книга была издана под моим авторством. Это я сделал неправильно. Но это факт, и я его признаю» [673].

Впервые Берия зачитал доклад 21 июня 1935 года на собрании Тифлисского партийного актива. Чтение происходило на протяжении пяти часов в атмосфере восторженной истерии, бесчисленных оваций. Вслед за этим разделы доклада, один за другим, стали публиковаться в «Правде», а затем там же появилась передовая под названием «Вклад в историю большевизма», в которой доклад именовался «великолепным почином», «прекрасной инициативой» и т. д. [674] В сентябре 1935 года ЦК дал директиву всем партийным организациям: «Организовать изучение партийным активом, пропагандистами и партийцами доклада т. Берия… дающего новый богатейший материал о роли т. Сталина как вождя и теоретика нашей партии… В дальнейшем ведении занятий использовать доклад т. Берия, как обязательное пособие» [675]. Доклад был выпущен отдельной брошюрой, выдержавшей впоследствии девять изданий.

Как заявил Микоян в 1953 году на июльском пленуме ЦК, после смерти Сталина Берия сказал членам Политбюро, что «в этой брошюре имеется фальсификация, привел ряд фактов и статей, без доказательств приписанных Сталину; он считал, что это понравится Сталину. Вот эту брошюру Берия сделал трамплином для прыжка на вышку общепартийного руководства, что ему, к сожалению, удалось. Его брошюру стали прорабатывать во всех кружках. Он получил ореол теоретического работника и верного сталинца. Отсюда и дальнейшее — всё это помогло ему втереться в доверие Сталина. „Видишь, Берия молодец, подобрал материал, изучил, работал над собой, написал хорошую книгу“,— говорил товарищ Сталин» [676].

Исходным пунктом брошюры Берии было взято положение Сталина о том, что большевики, работавшие в России, «конечно, имели возможность принести больше пользы для революции, чем находившиеся за границей эмигранты» [677]. Поняв дальний прицел, который заключался в этом высказывании, Берия проводил «идею» о ведущей роли Сталина в руководстве революционным движением не только Закавказья, но и Российской империи в целом. В соответствии с этим в брошюре впервые был выдвинут тезис о двух центрах большевистского движения — в Петербурге, под руководством Ленина, и в Закавказье, под руководством Сталина. В качестве равных по своему значению большевистских изданий в докладе назывались ленинская «Искра» и грузинская газета «Брдзола», представлявшая собой небольшой листок, который вышел всего четыре раза.

В докладе Берии содержалась разнузданная брань в адрес исторических работ и воспоминаний Енукидзе, Орахелашвили, Махарадзе и других грузинских коммунистов. Вслед за появлением доклада поднялась новая волна «разоблачений» «троцкистских контрабандистов», к которым были отнесены все исследователи истории рабочего движения в Закавказье. Енукидзе, исключённый к тому времени из партии, был лишён возможности публично ответить на новые обвинения в его адрес. Махарадзе выступил с покаянной статьёй, которая, по-видимому, помогла ему — единственному из бывших грузинских «национал-уклонистов» — не только избежать расправы, но и сохраниться на высоком посту вплоть до смерти в 1945 году. Орахелашвили — в то время заместитель директора ИМЭЛ — написал два письма Сталину, где протестовал против «злобно-пасквилянтской проработки». Сталин назвал первое из этих писем «неудовлетворительным», а на второе вовсе не ответил [678].