Сталинский социализм. Практическое исследование
Шрифт:
Говоря о разногласиях Сталина с Зиновьевым и Каменевым, мы прежде всего имеем в виду практикуемое ими вмешательство в деятельность польской, австрийской, китайской, немецкой и других партий. Сталин упрекнул их и Троцкого в том, что они повторили ту же самую ошибку, которая в 1917 году привела к сильнейшим разногласиям с поддерживающим в то время Ленина большинством членов ЦК. На основании разнообразных объяснений, писем и статей, в которых была выражена позиция этой группировки, Сталин пришел к выводу, что в их случае речь шла исключительно о захвате политической власти. Тот факт, что большинство партийцев выразились против, не интересовал представителей оппозиции: из их заявлений мы знаем, что они готовились захватить власть
Для оценки ситуации в СССР в конце 20-х и начале 30-х годов особенно богатую картину (без сочувствия коммунистическим идеям) рисует немецкий дипломат Дирксен. Опираясь на свои источники информации, он называет совсем другие причины, нежели те, которые в настоящее время связывают с предполагаемым произволом Сталина. Он указал на две возможные причины провала режима НЭП. С одной стороны, с увеличением богатства все более очевидной становится выраженная экономическая независимость и все более открыто демонстрируемая враждебность кулаков и нэпманов. С другой – связанные с уступками международному капиталу ожидания индустриализации Советской России остались, по мнению Дирксена, иллюзиями. Трезво рассуждающими – в свете предлагаемых возможностей для развития выгодного бизнеса и забот о возникающих внутренних и внешнеполитических конфликтах – оставались только несколько платежеспособных западноевропейских и американских капиталистов, готовых вкладывать средства в экономику Советской России.
Полученных таким образом средств не хватало для восстановления российской промышленности. Для основной модернизации и намеченного формирования и расширения эффективной крупной промышленности в этих условиях отсутствовали как финансовые средства, так и специально обученные квалифицированные силы. Не менее проблематичным было то, что у большей части населения и не в последнюю очередь у ответственных сотрудников администраций отсутствовала готовность пережить еще большие лишения. Кроме того, изначально сохраненная ориентация советского руководства на вмешательство в революционное изменение ситуации в Европе ни в коем случае не соответствовала реальному ходу событий. Ориентированная на такие ожидания политика экспорта революции поставила на карту существование СССР в зависимость от революционной ситуации в Западной Европе…
Атмосфера консервативного настроения в среде зажиточного крестьянства создавала определенную угрозу: поддержка крестьян-середняков не только неизбежно привела бы к усилению влияния кулачества, но и стала бы причиной дальнейшего обнищания сельской бедноты. Для того чтобы мрачные ожидания, что в долгосрочной перспективе это может привести к социальному конфликту и что при сохранении порочного круга недостатка промышленных товаров и отсутствия желания у крестьян поставлять зерно в страдающие от голода города без соответственной оплаты, не осуществились, требовалось принятие безотлагательных мер.
Таким образом, ответ на вопрос, как в этом процессе можно преодолеть промышленное отставание и – учитывая существующую, как и раньше, военную угрозу Советской России – уладить экономические проблемы этой огромной страны, найден не был. В 1929 году дело дошло до открытого конфликта. Сталин упрекнул Бухарина, Томского и Рыкова в том, что в противоречии с одобренной партией ориентацией они требовали снижения темпа индустриализации, роспуска совхозов и колхозов и полной свободы для частных предпринимателей.
Эту связь нельзя игнорировать, рассуждая сегодня о внутрипартийном споре между Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Бухариным и Сталиным в 1920—30-е годы. Несовместимость их намерений отнюдь не ограничивалась разногласиями в идеологии, в поиске экономических альтернатив или в ориентации направления и темпа индустриализации и коллективизации в сельском хозяйстве. Они были связаны с конкурирующими интересами различных групп и регионов.
Сегодня при постановке такого вопроса становится очевидно, кто усвоил эти требования или в каких целях они были использованы. Тогда и сегодня речь шла и идет не только о поверхностно рассматриваемых в сегодняшней дискуссии (уже с осуждением) претензиях на власть и личных амбициях, а о решениях проблем экономического, военного и социально-политического развития.
Нельзя игнорировать тот факт, что таким образом в движение была приведена цепочка революционных потрясений в жизни всех слоев населения. От этих мер зависела ускоренная индустриализации страны и, как выяснилось позже, единственная реальная вероятность выживания Советского Союза. Между тем дальнейший ход исторических событий подкрепляется как драматичным, так и уже не воспринимаемым всерьез образом: обсуждаемые и сегодня альтернативы более медленного, бесконфликтного и менее насыщенного лишениями развития систематически ускоряющейся индустриализации никогда не были реалистичными.
По разработанной в 1929 году Бухариным модели продолжения режима НЭПа было подсчитано, что таким образом годовой рост продуктивного фонда был возможен только на 1-2 % в год. Несмотря на все законные упреки, что все подобные расчеты неизбежно опираются на спекулятивные и другие никогда четко не определяемые моменты, становится ясно: поддержание этой ориентации способствовало бы не только драматическому регрессу в сравнении с ведущими империалистическими промышленно развитыми странами, но и привело бы в результате к экономической, технической и научной зависимости от них. На основе имеющегося в распоряжении промышленного потенциала Советский Союз был бы не в состоянии создать научно-технические и материально-технические условия для создания структуры современной экономики и не смог бы использовать этот потенциал так, чтобы подготовиться к предусмотренным на тот момент атакам действительных и потенциальных военных противников.
Глава 4. Строительство социализма в отдельно взятой стране
Сталин далеко не из скромности отрицал тот факт, что идея построения социализма в одной отдельно взятой стране была его теорией. Действительно, еще в 1915 году в статье «О лозунге Соединенных Штатов Европы» Ленин отметил, что, учитывая неравномерность экономического и политического развития капитализма, победа социализма первоначально в нескольких капиталистических странах или даже в одной отдельной стране является возможной.
То, что Троцкий в то время называл националистической ограниченностью и что другие отвергали или клеймили как волюнтаристское извращение марксизма, было, как подтвердил ход истории, одним из самых важных тезисов, с помощью которых Ленин дал революционному развитию на заключительных этапах мировой войны исторический поворот. После провала надежды на всемирную революцию эти соображения получили практическое значение. И снова стало ясным, что оговорки Ленина против «болтуна Троцкого», которого он охарактеризовал как «адвоката для ликвидаторов», врага и афериста, как искателя приключений, изображавшего из себя спасителя партии, вруна и лицемера в борьбе с большевиками, были оправданы. После Октябрьской революции этот человек изображал из себя последователя Ленина. После смерти Ленина казалось, что для Троцкого и ему подобных пришло время. Разыгрывая из себя преемников Ленина, они старались добиться своих очень разных целей.