Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945
Шрифт:
— Прекрасно сказано, — одобрил генерал и выпил за здоровье церковного советника. Тот попытался выпить по-гусарски, отставив локоть, и облился вином. Нападки на протестантскую церковь были ошибкой Гитлера, но он сам это понял, а кроме того, кадры СС приобрели полезный опыт. Таково было мнение церковного советника.
— Разумеется, — заявил генерал. — Молодым людям надо перебеситься.
— Лающая собака не кусает, — произнес господин из торговой палаты.
— Да-да, конечно же без несчастий не обошлось, — заметил гость, которого все называли сенатор, — но
— А этот омлет надо было приготовить, — согласился генерал. — Наша экономика непобедима; Германия способна воевать еще долгие годы.
— Именно так, господин коммерческий советник. Я слыхал, что продукция Рура в следующем году вырастет на сорок процентов и…
— Великолепно…
— Я убежден, что никто не может сравниться с нами.
— Да, дела идут хорошо…
— Можно даже прилично заработать, ха-ха-ха…
— Грех жаловаться.
«Все это компетентные люди, — подумал Тайхман, — кое-чего достигшие в жизни. Они верят в Бога и деньги, или наоборот, и делают это великолепно. Обстоятельная публика».
Молодежь вскоре удалилась в столовую. Сквозь закрытые двери послышалась танцевальная музыка.
— Танцевать в сочельник! Неслыханно! — воскликнул генерал. — Луиза, пожалуйста, попроси их прекратить это безобразие.
Луиза отправилась в столовую и вернулась с молодой девушкой.
— Но, дядя, мы думали, что уж сегодня… мальчиков отпустили всего на несколько дней, они скоро снова уедут…
— Дорогое мое дитя, — заявил генерал, — на Рождество не танцуют.
Но тут вмешалась фрау Дибольт:
— Пусть молодежь повеселится. Им так редко удается побыть вместе.
— Кроме всего прочего, — сказала девушка, — Рождество — это день радости.
— Ну можно ли возражать такой красивой молодой девушке? — сказал генерал. — Ладно, танцуйте. Но только, пожалуйста, поставьте другую музыку. Не надо этих безумных современных песен.
Жена пастора решила втянуть в разговор Тайхмана:
— А вы почему не танцуете?
— Не умею.
— Это невозможно.
— У меня нет музыкального слуха.
— Ну, это не имеет никакого значения. Я знаю множество людей, у которых нет абсолютно никакого слуха, и, тем не менее, они танцуют. Моему мужу, к примеру, медведь на ухо наступил, а он вполне прилично танцует, хоть и священник, ха-ха-ха.
— Да, танцы теснее связаны с сексом, чем с музыкой.
— Может быть, вы и правы. Поэтому вы и не танцуете?
— Я не люблю обходных путей.
— А вы шутник, испорченный мальчишка. Но иногда приходится искать окольные пути, — произнесла жена пастора, доверительно улыбаясь. — Не будете же вы ломать дверь, чтобы попасть в дом.
— А если двери этого дома широко раскрыты?
Жена пастора хихикнула.
Чтобы не оставалось недомолвок, Тайхман сказал:
— Что может быть глупее для мужчины, чем крутить по комнате потеющую женщину?
— Вы сказали — для мужчины?
«Эта похотливая старая корова собирается учить меня жизни», — подумал Тайхман. Его охватила досада, что он такой молодой. Он закурил.
Гости
— Говорил я тебе, не надо танцевать.
— Спасибо, — сказал Ниенхаген, когда Хейне пододвинул к нему стул. — Я еще плохо умею ходить на костылях. Чувствую себя словно аист в блюде с салатом.
— У тебя есть чувство юмора. Мне это нравится, — заявил генерал.
— Лучше быть раненым, чем убитым, ха-ха-ха. Для меня война закончилась.
— Где ты воевал?
— В Амьене. То есть я совсем не воевал, я просто лежал на животе, да еще не так, как надо, не так, как требуется в армии, а то был бы сейчас с обеими ногами.
— Что ты имеешь в виду? — спросил генерал.
— Это очень просто. Командир нашего взвода тоже лежал на животе — французы довольно метко стреляют. Ну, я слышу, взводный кричит: «Опусти ноги!» — Знаете, когда лежишь на животе, всегда немного задираешь пятки вверх, ведь так удобнее…
— Новобранцев сразу же отучают от этого, — перебил генерал.
— Да, отучают. Но у меня ужасно чесалась нога — блохи, сами понимаете. Во Франции санитарные условия совсем не те, что у нас, там полным-полно насекомых. Словом, я решил почесать ногу и задрал ее вверх. И тут — бах! — чувствую, что-то теплое течет по ноге. Когда я пришел в себя, — знаете, я не переношу вида крови, — увидел, что лежу в изумительной белой кровати под чистой белой простыней. Всюду пахнет чистотой, а сестрички такие хорошенькие, самые настоящие красотки, которые определяют по вашим глазам малейшее ваше желание, так сказать. Но ступню мне отняли, а с остальным у меня все в порядке.
— Наши военные госпитали всегда были образцовыми, — заявил генерал.
— Да, но я еще не рассказал самое интересное. Через несколько дней у моей кровати останавливается главврач и говорит что-то о моей храбрости перед лицом врага и от имени дивизии кладет на мою тумбочку Железный крест второго класса. А позже я получил еще и медаль за ранение. Как потом выяснилось, моя рота понесла тяжелые потери, и всем дали Железные кресты, в том числе и мне.
— И все это потому, что тебя в нужный момент укусила блоха, — сказал Хейне.
— Так оно и было. Можно написать работу о роли случая на войне.
— Твое здоровье, Альфред.
— И твое тоже, Герд.
Они выпили второй бокал за возвращение к мирной жизни в ближайшем будущем. Генерал лишь пригубил вино.
— Почему вы не выпили до дна? Вы что, не любите шампанское?
— Почему, люблю, — ответил генерал, но всем было ясно, что ему не понравился тон Ниенхагена. — Просто я пью медленно, чтобы оценить его вкус. Кроме того, до дна пьют только за здоровье руководителей государства, а насколько мне известно, таковых здесь не имеется. Ну а так я тоже надеюсь, что в ближайшем будущем наступит мир.