Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945
Шрифт:
Антракт.
Второе отделение прошло под знаком более легкой музы. На сцену вышел господин средних лет и исполнил «Ты все мое сердце». Он дождался, когда отзвучат аплодисменты, и запел песню, рефреном которой была фраза «Любовь — божественная сила». И вновь дождавшись окончания аплодисментов, он произнес: «Я еще вернусь» — и ушел за кулисы, где докурил свою сигару, которую зажег еще в антракте.
— Ну, как я выгляжу?
Прежде чем Тайхман успел ответить, звезда вышла на сцену. Платье — черное вечернее с низким вырезом, очень ей идущее,
Громовые аплодисменты. Она произнесла несколько слов. Тайхману показалось, что она специально говорила более низким голосом и сильнее, чем нужно, грассировала.
Снова аплодисменты.
Она запела. Самый современный хит. Тайхман ушам своим не поверил, услышав, что сделала из него звезда. Это была смесь пения, вздохов и монотонного лепета маленьких детей, только октавой ниже. Без микрофона вообще не было бы слышно. Но даже с микрофоном после нескольких слов у нее уже не хватало дыхания, и ей приходилось делать судорожный вдох. В ее дыхательной технике было что-то астматическое. Затем случилось самое худшее: последняя нота песни прозвучала не в тон, почти на полтона ниже, но звезда, не осознавая этого, все тянула ее и тянула.
Какой прокол! На секунду Тайхман пожалел ее, но только на секунду…
Внизу в зале аплодировали, радостно вопили и выли, как дикари.
Еще одна песня.
Нисколько не лучше. И вновь шквал аплодисментов.
«Кто-то из нас сошел с ума — либо я, либо они», — подумал Тайхман. Но прежде чем он успел сообразить, в чем дело, звезда ушла со сцены. Должно быть, она неправильно истолковала его испуганный вид, поскольку произнесла: «Эти мальчики заслуживают самого лучшего», — и скрылась за занавесом.
На сцене выступал балет. Судя по оживлению в зале, девушки, должно быть, продемонстрировали несколько интересных видов.
Лохматый виртуоз конфиденциальным тоном обратился к Тайхману:
— Да, так оно и происходит. Наблюдал за вами, когда она пела. Ее не надо слушать, на нее надо смотреть во время пения. Так оно и происходит.
Звезда появилась вновь. Она накинула на плечи красную шаль, которая делала ее похожей на Кармен. Тайхман покинул свое место и наблюдал за ней из-за кулис.
Да, она стояла там, изнемогая перед микрофоном и слегка покачивая греховными округлыми бедрами, поглаживала его, словно утешая несчастного возлюбленного. На среднем пальце ее правой руки красовалось огромное кольцо, благодаря которому пухленькие пальчики казались тоньше.
— Спасибо, — сказала она, когда аплодисменты стихли.
«Ну что ж, если аплодисменты относились к ее пению, то у нее были причины благодарить публику», — подумал Тайхман.
Он увидел достаточно и вернулся на свое место. Из-за занавеса вышел виртуоз.
— Ага, так вот как оно делается, — сказал Тайхман, чтобы подколоть его.
— О, пожалуйста, не говори ничего, пожалуйста…
— Положи все, что брал, на место.
— Да,
— Не ты один.
— Нет, не в этом смысле. Я не хочу обладать ею, я хочу только…
— А она бы тебе и не позволила.
— Это правда. Я знаю. Но я люблю ее.
— По-своему.
— Именно.
Виртуоз вдруг стал маленьким и некрасивым. Он послушно положил вещи на место и убежал.
Певец с сигарой должен был делать второй выход, но его нигде не могли найти. Паузу пришлось срочно заполнить балетом. В этот раз на девушках не было практически ничего, и это было интереснее, чем если бы они вышли абсолютно голыми.
Появился Хальбернагель.
— Она баронесса, настоящая баронесса. Как раз в моем вкусе.
— Кто?
— Блондинка, которую я склеил. Я же тебе рассказывал.
— Ах да. Ну а ты что?
— О, я тоже в ее вкусе. Влюбилась с первого взгляда.
— У нее хорошее зрение.
— Она одобрила мой план действий. Ночные маневры. Я обещал дать бортовой залп из всех орудий. И знаешь, что она мне ответила?
— Нет.
— «Стреляй», — сказала она. Что ты об этом думаешь?
— Я думаю, что она уже давно служит мишенью для таких залпов.
— Черта с два. Она ведь из благородной семьи. Голубая кровь. Но страстная.
— Ну что ж, тогда тебе просто повезло, сукин ты сын.
— Послушай, я дам тебе один совет. Сначала приходится поработать головой. Зато потом она тебе совсем не нужна.
— Не у всех такая голова, как у тебя, Хальбернагель.
— Да. Допустим. У меня есть кое-что под волосами и сверху, и снизу, ха-ха. Я бы нашел девицу и для тебя, если бы ты ухитрился смыться отсюда. Искать тебя не будут, ты знаешь. С этой дамой, — он указал на занавеску, — тебе, конечно, надеяться не на что. Самое большее, что ты от нее получишь, — это на чай.
— Лучше ей и не пробовать.
Звезда закончила петь. Концерт завершился, и артисты смешались с публикой.
— Было бы очень любезно с вашей стороны, если бы вы отнесли мои вещи обратно ко мне в комнату. Правда, она закрыта, но вы не против подождать немного здесь, в зале?
— Конечно, конечно, мадам.
— Это так любезно с вашей стороны.
Глядя на артистов, Тайхман решил, что они ребята добродушные. Они разбрелись по разным столам. Девушки из балета разрешали накладывать закуску себе на тарелки. Матросы уминали горы пирожных и выпивали реки кофе и шнапса. Девушки тоже не стеснялись закусывать, но после пятой порции пирожных многие из них сказали: «Спасибо, надо беречь фигуру. Шнапс? О да, пожалуйста, это не повредит».
Звезда восседала за столиком командующего флотилией. В противоположность другим столикам здесь строго соблюдали этикет, даже спустя два часа после начала пирушки. Звезда соблюдала приличия и проявляла сдержанность. Она снисходительно беседовала с соседями по столу об искусстве. Офицеры внимательно слушали ее и кивали.