Стальная империя
Шрифт:
(Прощай, я уезжаю домой…
А вой ветра пронизывает сердце,
Словно говорит мне: "Плачь, плачь…"
Сангарский пролив зимой…)
—”Тацуто” передаёт — “дымы на горизонте!“- уже другим, тревожным тоном, оповестил капитана вахтенный, — два корабля, три и четыре трубы, следуют в кильватере! Капитан Рётаро предполагает — “Пересвет” и “Громобой”!
—Ну, наконец-то! — моментально стряхнув с себя поэтическое наваждение, прошептал капитан Кацура. — Поблагодарим Аматерасу и помолимся, чтобы русские не смогли уклониться от боя, — и уже громче, так, чтобы слышали подчиненные, — доложить адмиралу о визуальном контакте с противником!
— К нам пожаловал господин Макаров? — коротко осведомился Камимура, появившись на мостике.
— Нет, господин адмирал, — только два крейсера, даже без сопровождения миноносцев. Больше никого, горизонт чист! Кроме того, русский беспроволочный телеграф молчит. Такое впечатление, что на этих двух кораблях вообще не установлены станции…
— Странно… — Камимура задумался, — два одиноких рейдера вблизи наших берегов… Без сопровождения и без связи… Или это отвлекающий манёвр, или в штабе Макарова завёлся двоечник. Артиллерийский офицер! Что можете нам сообщить об огневых возможностях противника?
— Головной “Пересвет” — четыре орудия главного калибра по 9.4 дюйма. “Громобой” — аналогичное вооружение, но более скромное бронирование — шесть дюймов против девяти. После модернизации радикально сокращен средний калибр. Оба корабля несут всего по три шестидюймовых орудия на каждый борт.
— Какая же это модернизация, — покачал головой капитан Кацура, — это разоружение! Наверно у русского царя совсем плохо с артиллерией и артиллеристами…
— Ну что ж, — удоволетворённо кивнул Камимура, — идем на сближение и внимательно следим за горизонтом. Если наши предположения верны и Макаров не использует эти крейсеры, как наживку, тогда главное — не дать им уйти! Поднять пары до максимума! Средней артиллерии — вести огонь по небронированным конечностям! Пристрелку начинать с 40 кабельтовых!
Произнеся последние слова, адмирал поморщился. Русские у Владивостока начинали стрелять, и самое противное — попадать на дистанции вдвое большей. Но у них там были береговые корректировщики, а здесь такой бонус отсутствует. Слабое место — недостаточная обученность японских экипажей, осваивающих новые корабли, с лихвой компенсируется огневым преимуществом. 12 восьмидюймовок главного калибра и 42 шестидюймовки среднего не оставляли гайдзинам ни единого шанса на благополучный исход боя, а преимущество японских крейсеров в скорости на два узла не давали надежды даже на бегство. А посему, Тэнно, хэйка банзай! Атака!
***
— Головным вроде бы «Идзумо», Николай Эдуардович…. точно «Идзумо». За ним — «Асама” с «Адзумой» и кто-то из собачек. Броненосцев не видать. Вот только что ж он прёт на нас, как купчина на буфет?
— За «Пересвета» принял, Николай Иванович. Не вижу иного варианта. А «Пересветы» у британцев да японцев не слишком котируются, да-с. Вот и взыграло у самураев ретивое, так полагаю.
— Сигнальный! «Громобою» держаться позади. Котлы раскочегарить, быть готовым дать полный ход, когда они удирать начнут.
— Не хотите спугнуть, Николай Эдуардович?
— Дай-то Бог, Николай Эдуардович, дай-то Бог. И что же господин Камимура здесь забыл, без единого броненосца?
— Думаю, наши разговоры в Жемчужной Гавани сыграли. Степан Осипыч приказал не скрывать, куда мы направляемся… Англичане после Монтевидео и Мадагаскара на всю голову пуганые. Они или чисто на всякий случай крейсера послали, не веря, что мы и правда сюда пойдем, или океан сторожат. Ведь наши бронепалубники у всего японского побережья шумят. Эй, на дальномерах! Заснули?!
— Дистанция до головного пятьдесят, скорость сближения четыре в минуту!
— С сорока открываем огонь средним калибром, — распорядился командир броненосца. — КДП, вносите поправки.
Через полторы минуты носовая башня и борт первого японского крейсера расцветились вспышками, залп лег с небольшим перелетом, а еще через пятьдесят секунд носовой плутонг левого борта самого «Ретвизана» глухо ухнул, отправляя в полет три пятидесятикилогаммовых снаряда. Еще секунд через пятнадцать звякнул звонок, и телефонист доложил:
— На первом тридцать девять, недолет два, по целику — лево три!
Пушки ухнули снова, игнорируя пенные столбы от японских снарядов, образовавшиеся на сей раз с сильным недолетом.
— На первом тридцать шесть, перелет ноль пять, по целику хорошо!
— Еще два залпа и открывайте огонь главным калибром, — распорядился Щенснович. — Будьте готовы к тому, что после первого, край после второго залпа, японцы пойдут на разворот и попытаются удрать: всплески от наших снарядов ни с чем не спутаешь. На Телефункене! Через двадцать секунд начинайте глушить эфир. Передадите приказ «Громобою» на преследование или мне распорядиться, Николай Иванович?
— Командуйте, капитан, командуйте. Как думаете, не уйдут?
— От «Громобоя» с его свистелками? И когда у него ямы только на четверть полны? Авизо может и уйдет, а вот броненосные… Нет, не убегут, господин адмирал, ни при каких обстоятельствах. Даже если «Громобою» ход собьют, у них перед нами всего два узла преимущества, а значит, с сорока до восьмидесяти кабельтовых они час отрываться будут. При десяти процентах попадания мы в них два десятка снарядов вколотим, а Дабич все три.
Адмирал кивнул. По всем расчетам выходило, что совершившие ошибку японские броненосные крейсера подписали себе смертный приговор. Капитан тем временем продолжал